Оливер невыносимо устал. Вообще усталость стала его непременной спутницей – навязчивая, выматывающая, Оливер не мог вспомнить, когда чувствовал себя в последний раз полностью восстановившимся, но при этом никогда не мог сразу заснуть, лежал по несколько часов в кровати, видя зеленые и красные вспышки перед глазами. Битвы заканчивались, но заклинания отпечатывались на внутренней стороне его век и выжигали глаза.

Он никогда не хотел воевать, не мечтал стать аврором или восстанавливать мировую справедливость. Он неплохо успевал в школе по чарам и защите, но это было заслугой неплохой памяти и отличной реакции, а никак не старания или тяжёлой работы. Но Ордену не приходилось выбирать. Кому была теперь какая разница, что место в первом составе было у него кармане, что тренер пророчил ему звездную карьеру, после того, как на своём первом матче он пропустил всего три мяча? Палочку в зубы, Олли, и вперёд. Там убивали его друзей, там убивали ни в чем не повинных магглов, и безопасность такой ценой его не устраивала.

Но он устал.

Хотелось уехать в родную Шотландию, в пригороды Данди, достать любовно отполированную Молнию и рвануть в небо. Обыгрывать соленый морской ветер, пытающийся сбить с метлы,  подниматься так высоко, что окоченевшие от холода пальцы буквально примерзали к метле - только в этом Оливер умел находит счастье.

Только вот их с отцом дом уже три года стоял закрытым. После смерти отца он не смог найти в себе силы вернуться туда. Теперь он жил в двухкомнатной квартире в центре маггловского Лондона, и иногда ему казалось, что стены в этой коробке вот-вот сложатся и подарят ему выход.

Когда-то ему нравился этот район и эта квартира. Из Лондона было удобно аппарировать и на базу, и к друзьям, вокруг кипел жизнь. Хотя Вуд и был чистокровным волшебником, его никогда не растили в ненависти к магглам, наоборот, отец всячески приветствовал его контакты с не-волшебниками, он в детстве даже играл в футбол с обычными мальчишками. И Оливеру нравились маггловские изобретения, нравилось электричество, кофемашина и холодильник. Но больше всего ему нравилось, какие магглы были живые. Не все, конечно, но многие из них, понимая, какой короткий срок им отведен, жили на полную, выпили до дна все, что судьбы бы им не покинула, гуляли по карнизам ночью и прыгали с мостов вниз головой, сдерживаемые лишь только браслетом и резинкой на щиколотках. И ведь у них не было целительских заклинаний, кровотворящих зелий и старинных амулетов… Лишь собственное безумие, вкус адреналина и сладкий миг.

Когда-то ему нравилось делать вид, что он - один из них. Оливер отправлялся по утрам на пробежки с CD-плеером; покупал себе кофе в булочной за углом, прежде чем аппарировать на тренировку; здоровался с соседями и даже попытался завести цветы на балконе. Друзья крутили у виска, но прощали Оливеру его маленькие слабости. У него был сложный год, они же понимали. Он ведь никогда толком не умел ничего держать в себе, они же знали.

Нихрена они не знали. У Оливера был один секрет, самый невыносимый, злой, язвительный секрет, спрятанный у всех под носом. Он выжигал в нем всю душу, и вновь заставлял его восставать из пепла. Но при этом заставлял его чувствовать.

Когда умер отец, Оливер показалось, что вокруг выключили свет. Окружающий мир превратился в двухмерные декорации провинциального театра, люди вокруг казались просто статистами-любителями, он ощущал все как будто через толстый слой ваты, его, как рождественскую игрушку, обернули и убрали на полку.

И только Флинт был другим. Оливер все еще не понимал, как и  почему это случилось, когда ненависть переплелась с чем-то другим, крепко въевшимся под кожу? Его безжалостные удары крепко вбивали его обратно в тело, связывали напоминанием, что он все еще был жив. Его поцелуи были похожи на шоты абсента - горячие, терпкие и так же ударяли в голову. И Оливеру всегда было их мало.

Оливер любил риск, готов был на любую авантюру ради того, чтобы на несколько секунд погрузиться в адреналиновый кайф. Секс с Флинтом был самым безумным из его необдуманных решенией. Но никогда и ни с кем он не чувствовал такого, ни до, ни после.   

Конечно, он с самого начала понимал, что это все - несерьезно. Между ними не могло быть ничего кроме не приедающейся ненависти и этого странного, животного влечения, Оливер ясно это осознавал, и влипал все больше, увязал все глубже, позволяя сладкому яду мечтаний отравлять себя. И виноват был только он сам, Флинту-то как раз было достаточно того, что было, только слепой бы не заметил, насколько все равно ему было на Вуда. И, конечно, все оборвалось с выпускным, никаких иллюзий Оливер и не пытал.

И никому не мог рассказать, что, похоже, отравление уже стало необратимым. Поэтому и нравилось ему становится одной из многих песчинок маггловского мира, впитывать новые воспоминания, учиться смотреть на мир под углом краткости и необратимости.

А потом началась война. И все его предыдущие метания резко стали столь незначимыми, что настоящему Вуду было немного стыдно за то, каким глупым он был. На его глазах погибло уже несколько людей, даже тех, кого он знал; он видел, как дробились кости и торжественным фонтаном била кровь из только что перерезанного горла.

Из уютного убежища квартира превратилась в клетку: на маггловский дом не получилось бы наложить нормальные защитные заклинания, от переизбытка магии начинали чудить электроприборы… Но и в целом для Оливера как будто пропало все очарование окружения. Игры закончились с отмененными квиддичными матчами, с решением прийти в орден, с первым рейдом.

Теперь он возвращался домой, чтобы упасть в кровать и дать измученному телу отдохнуть. Только теперь это не была приятная усталость, подобная той, что чувствуешь после хорошей тренировка. Эта усталость сжимала обручем голову, не давая забыть о том, что он видел, шептал на ухо, что в следующей раз не повезти может ему, въедливым запахом крови сворачивалась вокруг его лица.

Так и в этот раз, Оливер аппарировал домой, надеясь, что пить зелье сна без сновидений не придется. Но что-то пошло не так, еще в миге перемещения он почувствовал непривычную тяжесть, и через секунду после него на пол его гостиной опустился кто-то еще, и отсвет неоновой вывески напротив его окна отразился от серебристой поверхности маски.

Оливер успел только сжать палочку, как Пожиратель стянул свое искусственное лицо, обнажая истинную сущность.

Их легко было ненавидеть так, всем скопом. Он не видел в них людей, ведь люди не были способны на подобные зверства, люди не рвали бы себе подобных метафорическими зубами ради смутных идеалов. И поэтому никогда не сомневался, поднимая палочку.

Но в этот раз его рука дрогнула. Конечно, он давно все забыл. Конечно, никаких зародышей тех обманчивых чувств в нем не осталось. Конечно, он просто узнал его, как узнал бы любого одноклассника или соперника на поле.

А сердце сжалось исключительно от усталости.

Невербальный экспеллиармус золотистой стрелой отправил палочку Флинта в руки Оливера, инстинкт сработал быстрее разума. И только тогда он ответил, чувствуя, как с трудом продираются слова через резко пересохшее горло.

- Так значит, и ты стал одной из мелких пешек этого психопата? Я не удивлен, - Оливер пытался сдержать разочарование в голосе изо всех сил, но за все эти годы так и не научился сносно врать. - Что ты забыл в моей квартире, Флинт? - конец его палочки был наставлен точно на его лицо, и Оливеру не нужен был даже свет, чтобы рассмотреть его лицо. Но второй рукой он все равно нашарил выключатель и щелкнул, заливая гостиную искусственно-желтым светом.