Каждый из них был воспитан в страхе. В страхе перед богом, перед бессилием, перед разочарованием, перед непринятием общества. Они могли бы смириться, растворяясь под кислотным дождём самоотречения. Могли бы, но это изменило бы их суть и естество. И ненависть, которую они подавляют, отравила бы их. Разъела бы душу, прожигая бельмо духовной слепоты.
Это была война. В первую очередь с самим собой. И раз каждый из них не скукожился под прицелом лживого правосудия, то просто обязан расправить крылья. Это вопрос не победы или поражения. Это вопрос принципа, вопрос преданности собственным убеждениям. Можно скулить о том, в какой выгребной яме живешь. А можно взять и выбраться из неё. Сайлас предпочитал не просто выбраться, но и залить бетоном токсичное дно. Он бы мог спасти, но спасать было нечего.

Нечего. Некого. Сайлас опустил взгляд, переплетая в замок паучьи пальцы. Если бы мог, он бы схватил магическую Британию за горло. Этими самыми пальцами. Ими бы сдавил глотку, наблюдая нравственную гипоксию. Как люди бегают, поддаваясь анархии паники, поддаваясь самому первобытному и неподдельному чувству. Поддаваясь страху, поддаваясь безнаказанности, поддаваясь отчаянный вседозволенности. Он бы сжал пальцы, словно смыкая створки капкана. И пальцы Британии посинели бы. Ведь при удушье мозг пытается вытянуть молекулы кислорода даже из-под ногтевых пластин. Но магическое общество давно загадило все углекислым газом. Агония будет недолгой.

- Опустим прелюдии, - Сайлас бархатно улыбнулся, поднимая взгляд, в котором колыхались обрывки плотоядной безжалостности. Нефритовый взгляд искренне подернулся радушием, словно инеем, скрывая незримую угрозу мыслей. - Нам пора представиться. Официально заявить о себе. У нас появляются подражатели. Анархия паразитирует общество. Но это не всегда симбиоз, - он заявлял непреклонно, как движение ледника, - как гибель Элли при пожаре на благотворительном концерте, - шрамы от адского пламени того вечера были глубже, чем ее смерть. Они были более личными, более болезненными. А потому непрощенными. - Райдер и Фрэд - гении. На самом деле любого человека от анархиста отделяет незначительная деталь. Мораль, - Сайлас пожимает плечами. Что вообще есть эта мораль? Она уже давно потеряла свои принципы. Стала удобной и резиновой, не так ли? - стоит ей подвинуться и в сознании что-то зашевелится, - он понизил голос, - а единственный способ избавиться от желания - поддаться ему.
Это приятное предвкушение в груди. От него не уйти. Мрачное торжество, которое не смыть водой, не стереть ластиком. Оно множилось и искрилось, поселившись в нем еще с той далекой выставки Кена Карри.

Происшествие у Гринготтса всколыхнуло магическое сообщество - но не так, как мы ожидали. Все пошло насмарку с самого начала, когда артефакт вместо того чтобы отключить всю магию, наоборот усилил ее. Это было интересным результатом бесконечно продолжающегося эксперимента - но я подумал об этом только когда успокоился окончательно. Первой реакцией была ярость.
Все пошло не по плану, и я винил в этом себя, хотя сам осознавал, что ничего не мог бы сделать, даже при всем желании. Чем дольше мы работали с артефактом, тем чаще мне в голову приходила мысль, что о его свойствах далеко не все знали даже работники Отдела Тайн, у которых мы удачно его отобрали. Манипуляции с магией были сложны сами по себе, осложняло ситуацию то, что волшебники никогда не задумывались о том, что именно это за сила природы - магия. Они воспринимали ее как должное и пользовались как инструментом, в то время как магглы пытливо изучали все, вплоть до упавшего с дерева яблока. Магглы знали о мире намного больше, чем волшебники, но у первых еще хватало духу воротить нос и искренне считать себя лучшими. Все это было так глупо.
Тем не менее, какие-то вещи нам уже удалось понять. После долгих рассуждений мы решили не трогать пока артефакт - не давать ему место в наших планах, поэтому планы находились в процессе переигрывания. Меня это мало интересовало - по крайней мере прямо сейчас - провал с Гринготтсом все еще жег меня ощущением собственной несостоятельностью, и ничего удивительного в том, что я с легкостью ринулся в новые разработки, не было.
Мы были первооткрывателями. Я твердо намеревался использовать полученные нами знания от артефакта, чтобы сделать несколько собственных - работающих не по той же схеме, но способных открывать магглам глаза на то, что мы видим постоянно. Это было хорошей идеей, даже если отойти от мысли о том, что практически вся моя семья была как раз магглами, даже в рядах эстражистов было несколько, и им было недоступно слишком многое. Меня всегда это обижало. Их, я подозревал, тоже.
Я слушаю Сайласа, мыслями все еще находясь в одном из (нескольких активных) экспериментов, но он привычно выдергивает меня из размышлений одной-единственной фразой, после которой не слушать внимательно просто невозможно.
Нам пора официально заявить о себе.
Я не думал, что это произойдет настолько скоро. На самом деле, я вообще о таком не думал, за время, что я был в эстражистах, за время существования эстражистов я так привык что мы действуем исподтишка, что начал было думать, что мы исполняем роль какой-то стихии, силы природы. Может быть мы не были силой природы, но силой прогресса - безусловно. Этому миру уже давно нужна встряска, чтобы выдернуть его из того стазиса, в котором он находится. В мире нет ничего бесконечного, и страдания - я надеялся на это - не бесконечны тоже.
Все это - командная игра. На самом деле, она похожа на шахматы, но где у каждой фигуры есть самосознание. Нам важно действовать слаженно, что в какой-то степени означает - чувствовать себя деталью, частью механизма. Я теряю эту способность все в том же последнем провале, и поэтому идея, принадлежащая кому-то другому, вызывает сначала отторжение. Это неправильно. Мы здесь не выигрываем друг у друга - выступаем единым фронтом. Мы ведь тоже зря времени не теряли - мы с Робби так уж точно, разрабатывая вещь совершенно необходимую. На данном этапе это - наш вклад.
- Мы собираемся представиться, а не раскрывать себя, - я не хочу вступать в полемику, но и не хочу, чтобы слова Робби запугали остальных. У меня насчет этого свое мнение: мы все знали на что подписывались, когда шли сюда, и должны быть готовы даже в самому худшему исходу. Но мое мнение с мнением остальных может не совпадать. По крайней мере, пока. - Я думаю - и Салвадор, наверное подтвердит - что в Министерстве давно уже думают о том, что за отключениями стоит какая-то организация. Мы просто подтвердим их догадки. И, возможно, найдем новых сторонников?
Я не знаю никаких подробностей этого плана, и меня это нервирует. Возможно, я зря в последние дни заперся с экспериментами, но сделанного не вернешь, и поэтому я снова смотрю на Сайласа в ожидании, что он объяснит все более подробно.

Заявить о себе, в случае эстражистов, когда их действия вызывают в обществе далекий от положительного резонанс, — непростой шаг. Важный. Ответственный. Требующий обдуманности. Опыт с артефактом служит уроком, подтверждающим, какими непредсказуемыми могут быть последствия. Дорея испытывает противоречивые чувства, переводя взгляд с начавшего собрание Сайласа на ответившего ему Робби, затем, поочерёдно, на высказавших свои мысли Джина и Райдера. Люди должны услышать их, с этим она более чем согласна. Но и возникшие вопросы ей понятны.

Зелье, Министерство Магии, стиратели памяти. Тайна за семью печатями для подавляющего большинства магглов, среди которых прошла значительная часть жизни Дореи. Мир волшебников. Мир, из которого её прогнали без права на возвращение. Мир, который отнял у неё слишком много, разозлив до чёртиков. Мир, который они вознамерились перекроить и сделать лучше. За долгие годы, с тех пор, как вместо Хогвартса Дорея отправилась в маггловскую школу-интернат, она слишком привыкла к вбитой её родителями лже-истине: к миру волшебников она не принадлежит, всё, что осталось в нём, её никак не касается. Полгода — в сравнении с этим прошлым, в котором царила черта, жёстко разграничивающая мир на две части, — короткий срок, недостаточный, чтобы полностью избавиться от укоренившегося в сознании уклада. Но во что бы ни верили Булстроуды, как бы ни было непривычно вновь находиться в среде, из которой был вырван насильно, будучи ещё ребёнком — настало время перемен.

За расслабленной на первый взгляд позой — исключительные собранность и внимание, готовность ловить каждое следующее слово, следить за тем, как будет развиваться разговор дальше. Дорея не боится, что не будет пути назад. Она полна решимости идти вперёд.

Молчание - золото, да? Ммм… иногда - это банальное уважение. Уважение перед людьми, чьё мнение Сайлас ценит. Собравшиеся заслуживали его молчания. Его внимания.
Своллоу полуприкрыл веки, из-под ресниц наблюдая за спящим котом, терпеливо выслушивая каждое мнение, не позволяя себе перебивать даже взглядом. Искренность важна. И, пожалуй, хорошо, что он узнает об их сомнениях лично.
Сомнения - оправданы. Да, они боятся. У каждого свои страхи, спрятанные в персональном ящике пандоры.
Ему лишь остаётся подавить вздох, потому что путь ласточек - это не полёт в соло. Подавить. Может даже удушить. И снова напомнить, ради чего они собрались. Ради чего все это начиналось. И ради чего, в конце концов, каждый из них находиться здесь.

Роб был первым. Неожиданно. Сайл успел перевести к нему беглый взгляд, в котором изучающе отметил нюансы. Например, этот невербальный сигнал волнения. Волнения, очевидно, выступления перед публикой. Не все были близко знакомы с ним. Но вопрос был не в этом. Вопрос в том, что не всех знал он. Сайлас знал, что зона комфорта этого человека складывается из людей, которые вошли в безукоризненный круг доверия и, конечно же, уединение. Не одиночества. Нет, конечно. Просто Робот, как его называют, работает безукоризненно, работает точно, взамен невербально просит, чтобы ему не мешали выполнять все то, что не потянут другие.
Роб эффективный. И ему не нужна вся эта шелуха слов. Ему нужны доказательства здесь и сейчас, потому что он также честно делает, а не говорит.

И если Роб находил себя в работе из тени. В работе серого кардинала, то Джин любил внимание. Он был своего рода творцом, находившим во всем красоту, находившим драму в равной пропорции как в  победах, так и в поражениях.
И, как истинный творец, он знал, что искусство не должно влачить свое существование в мещанском индивидуалистическом мирке. Здесь Сайлас находил с ним перпендикуляр философии. Если и делать, то для целого мира. Чтобы весь мир содрогнулся от победы или поражения. Но содрогнулся. Потому что жизнь - это искусство. Как и сам Джин. Даже в его работах - писательских - сквозил изящный слог. Изящный и правдивый, как его стремления быть лучшим и жить в лучшие мире.

Как и Райдер. Но с ним сложнее. Это эгоист, к которому рычаги давления должны быть радикальными. Нотт - стихия. Не лёгкий бриз - буря. Ему плевать на манеры. Шелуха, да? И к чему весь этот трёп, если можно действовать? Это именно тот человек, который не пытается, а именно делает.
Райдер резкий, прямолинейный. Сайл предполагал, что это защитная реакция. Ухмылка - или даже оскал - целому миру, будто он уже не ждёт, пока ему снова сделают больно. А сразу бьет первым.
И, конечно же, он невероятно талантлив в области зелий. Дело не в рецептах, а в гибком и пластичном уме. И импровизации. В этом Райдер хорош, как никто другой. Маэстро.

Был у них ещё один гений, который впервые задался теми же вопросами, что и Сайлас. Что есть магия? И почему кому-то она доступна, а кому-то - нет. Дорея - прекрасное создание, доказывающее, что возраст не определяет уровень коэффициента интеллекта.
Она была вдумчива и пытлива. И даже уже этого ей хватило, чтобы уловить диссонанс в мире. И что самое главное, так это то, что ее движущие силы были злость и решимость, которые она прекрасно могла контролировать, словно посадила своих демонов на поводок и нацепила намордники. Она всегда готова слушать, готова изучать, а после непреклонно произносить «фас».

И Сальвадор. Назло всему тому дерьму, что любит с ним случаться, оптимистичен. У него была невероятная способность преодолевать трудности, чему могли бы позавидовать все собравшиеся. Он знает, что если упал, то поднимайся, отряхиваясь и иди дальше. Словно главная слава его жизни не в полёте, а в том, чтобы взлететь после падения. И если бы Сайлас обладал хотя бы долей этого снисхождения к целому миру, то возможно не захотел бы его сжечь.
Сальвадор справедлив и, что важно, знаком с тем, как устроен закон.

Удивительно как много людей. И насколько они разные. Естественны споры.

Сайлас вкрадчиво улыбнулся, словно соскребая с манер кожу. Всем известно, что люди разные, что у каждого есть - как это называют? - чувства, какие-то страхи, которые они не смогли держать в узде. И, конечно же, есть характер. Гребанный характер. Сайлас был спокоен. И это титаническое спокойствие, этот безукоризненный контроль - даже собственных мыслей - был его визитной карточкой. Его оливковой ветвью мира целой вселенной гипербол и драм.
- Райдер, - голос негромкий, но уверенный. Сайлас не повышал голос, а нарочно понижал. Потому что только так людей можно заставить прислушаться и что важнее - понимать. - Если ты не «въезжаешь», - это не насмешка, не укол, даже не наигранное снисхождение. - тогда просто слушай. Для язвительности и сарказма есть только два повода, - Он приподнял руку, демонстрируя пару пальцев. Длинных, словно паучьих. И совершенно точно холодных. У него были остывшие руки, словно мраморные. - Когда у тебя есть предложение. Хорошее предложение, Райдер. Или если ты вдруг хочешь внести хаоса, - Сайлас едва заметно нахмурился. Вопросительно и стыло, а после медленно произнёс, - ты же не хочешь этого, верно?

Сайлас уважал всех присутствующих, всех собравшихся здесь. Потому что каждый из них сделал свой выбор, который не просто отзывался инфантильной радостью в рёбрах. Нет. Их выбор отрадно вырисовывал возможности, которые перед ними открывались. И Сайлас не позволит, чтобы что-то пошло не так. Ясно?

- Я прекрасно вас понимаю, - а ещё Сайлас так много знает о философии жестов, потому кладёт ладонь к сердцу, символизируя искренний порыв. - но пусть каждый из вас спросит себя - взгляд становится холоднее. Это ультиматум, ласточки. Даже не манипуляция. Это выбор. Ваш. - Готов ли я поставить страхи выше цели? Готов ли я принимать мир таким, какой он сейчас? И если да, то что я здесь делаю? - Своллоу открыто развёл руками, медленно пожимая плечами, словно утомленный. - Каждый здесь по своей воле. И каждый из нас сражается за своё место. Я, наверное, - он даже хмыкнул, улыбнувшись своим мыслям, - должен вдохновить вас. Но на самом деле вы должны верить. Даже не в меня. А в себя, понимаете? - Сайлас невольно поморщился, переживая свой персональный камуфлетный взрыв в рёбрах. Все это невообразимо важно для него. Для них. И как ещё поделиться собственным отчаянием в искреннем нежелании жить в таком мире, он не знал. У него была идея. Много идей. И желание. Неподдельное и неиссякаемое. - Если мы не заявим о себе, то все это бесполезно. Как стоять на месте. Выход если и есть, то он впереди. В конечном итоге нам всем есть, что терять. Именно поэтому мы здесь.

Он молчит. Потому что сказанное достойно быть выслушанным и обдуманным.

- Итак, - он выдыхает, бодро стукнув пальцами по столешнице, словно вновь призывая к вниманию, - если вы все согласны, что нам нужно обсудить план, а не ныть о том, что все это опасно, то я готов наконец-то начать это делать. Обсудить план - это значит и, в том числе, взвесить риски, последствия, - уточнил он. - Что на счёт стирателя? - Сайлас взглянул на Райдера, переводя взгляд к Робби, - и да, - внимание на Сальвадора, - нельзя одновременно работать с двумя направлениями. Для лучшего контроля ситуации мы займёмся магическим миром. Для начала.

Салвадор был нашей лучшей находкой - одной из лучших, по крайней мере. Смотришь на эстражистов, на отщепенцев, на недовольных, и удивляешься: неужели этим людям не нашлось места в системе? Невероятно талантливые, увлеченные, и очень, очень злые. Я был точно таким же. Но особенность Салвадора в другом. Он хит-визард, а значит - кладезь потенциально полезной информации. Всегда хорошо знать о том, что задумывает враг.А Отдел Магического Правопорядка нам безусловно враг, в полном составе, потому как попытается нас остановить.
Райдер говорит про зелье, но ничего конкретного, и я разворачиваюсь к нему.
- Так что это за зелье?
У меня начинает складываться ощущение, что все знают, кроме меня. Дорея не выглядит удивленной - сосредоточенной, да, но не удивленной. Что делает это зелье? Как оно влияет на поведение? Как это может помочь нам в итоге - и как связано с раскрытием себя миру? Слишком много вопросов - но Салвадор перебивает мой мысленный поток самыми главными вопросами.
Семьи погибших нас не поддержат.
Будем ли мы раскрываться магглам?
Что касается семей погибших, у меня для них удивительное открытие - я тоже принадлежу семье погибших. Погибшей. От их чертовых рук, вот так просто, вы отняли что-то у нас - мы отнимем что-то у вас. Мне наплевать на семьи погибших, это было случайной жертвой, но необходимой - на войне по-другому не бывает. Будут ли жертвы потом? Будут ли они в нашем следующем плане? Если да, то какое это имеет значение?
Но вот вопрос про магглов имеет для меня значение куда большее, поэтому я слушаю Сайласа - внимательно, не пропуская ни слова. Это его план, а его планы, как правило, последовательны. И логичны. Время, когда я не мог довериться ему, давно прошло, теперь он владел моим доверием полностью - как, вероятно, и большинства в этой комнате.
И, разумеется, он абсолютно прав. Все, кто причисляет себя к эстражистам, уже сделали свой выбор тогда, когда пришли сюда - а иначе какой смысл? Перед нами стоит цель грандиозная по любым меркам, думать, что все пройдет бесследно для нас самих, просто глупо. Все, что нам остается - это идти вперед, потому что любой другой выход заранее проигрышный.
- Мы сотрем память стирателям памяти, - вдохновенно продолжил я идею Робота. Сделаем то, что они делают с магглами без уведомления, без разрешения, считая, что они имеют на это полное право, неизвестно кем данное, выдирать из жизни людей время, которое они прожили. - И вложим им послание от нас миру. Пускай посмотрят, что они делают с магглами, которые по случайности оказались не в том месте не в то время.

Что завораживало Дорею в эстражистах, так это то, как люди, объединённые общим недовольством существовавшим порядком вещей, превращались в слаженную команду. Они продолжали и развивали мысли друг друга, вместе творя идеи, затем воплощаемые в действительность. Мысль подобная току, текущему по проводам, соединяющим звенья электроцепи - и загорается лампочка - эврика!

Сварить зелье, подавляющее мораль, стереть память волшебникам, делающим то же с магглами, дабы оградить от них свой мир. Штрих за штрихом вырисовывалась новая бомба, грозящая магическому обществу переполохом. Задумка впечатляла. Какой будет реализация? Насколько точны предположения о влиянии зелья? Чего они надеются добиться на данном этапе и чего добьются на самом деле?
- Допустим, зелье будет работать так - или примерно так, - как вы представляете... в таком случае, как именно мы его используем?
"...любого человека от анархиста отделяет незначительная деталь. Мораль."
Стоит ли понимать слова Сайласа буквально: любой человек может быть подвергнут воздействию зелья, и каждый из них станет их невольным орудием? Что дальше? И какая связь с заявлением о себе?

Что касается второго пункта их плана, как будет воспринят новый ход - послание - эстаражистов Министерством Магии? Задумаются ли стиратели после того, как кто-то из них познает на собственной шкуре свои же методы? Или просто разозлятся, высокомерно полагая, будто средства, допустимые по отношению к магговскому населению, не позволительны, когда речь заходит о них, волшебниках? Защиту статута они считали благой целью, свои действия - исходя из этого - необходимостью. Наглядно продемонстрировать им другую правду, на которую они старательно закрывали глаза - по-своему красивое решение.