Томми медленно отступил назад, ведомый внезапно возникшим порывом. Точнее сказать, инстинктом самосохранения. Он неподвижно замер. Продолжая проводить параллель с дикой саванной, Хантера Вульфа можно было сравнить с красивым и мощным хищником, при приближении которого Томми мгновенно переквалифицировался из величественных баобабов в дрожащие тушканчики. Ему оставалось только одно: затаить дыхание и наблюдать.

Такому как Томми ничего не стоило превратиться в невидимку. Никакая волшебная мантия не нужна, чтобы тебя не замечали. Ты настолько вне системы, что окружающие на уровне подсознания перестают тебя видеть. Так не замечают бездомных и инвалидов на улице. Отводят глаза - не на что тут смотреть. Или смотрят словно сквозь призрак. Не удивительно, что неподвижного и притихшего парня, не заметил и Вульф.

Томми пристально наблюдал за квиддичной звездой. Но вовсе не из-за сентиментальных чувств фаната квиддича, которым Белби не был вовсе. Просто... одежда Вульфа не оставляла никакого простора воображению и Томми завис. Его взгляд оставался внимательным, но мысли заволокло туманом и обезьянка била в тарелки в его пустой голове. Мышцы на груди и руках Хантера проступали настолько отчетливо, словно тот был ожившей иллюстрацией из учебника по рисованию Луи, школьного друга Томми. Белби много узнал об анатомии из его книжек и эскизов. И о себе. Но это было совсем неважно: кто на него вообще позарится?

Тем временем Вульф положил глаз на мятный капкейк. Не самый вкусный, кстати, - Белби почти все успел попробовать. Вот если бы они добавили к этому вкусу вместо лайма шоколад - другое дело. Вульф с испачканным кремом носом был прекрасен как рассвет. Пока не заметил Томми. Пока не раскрыл рот.

Первой реакцией Томми было извиниться и исчезнуть. Всё-таки это он пялился на незнакомого человека (хоть он и прекрасно знал, кто такой Хантер Вульф), а это очень неприлично. Но извинения застряли в горле, когда он получил столь не лестную характеристику. Мираж растаял из парня мечты Вульф превратился в обыкновенного человека. В хамоватого самовлюбленного мудака, «как все эти спортсмены». Белби очень расстроился.

- Я-я н-не школьник в-вообще-то, - тихо буркнул Томми себе под нос и потупил взгляд. Конечно, от волнения он сразу же стал немного заикаться. Как всегда в подобных ситуациях - когда люди его пугают, когда ситуация выходит из-под контроля, когда некуда убежать. Деться действительно было некуда - повсюду подвыпившая толпа. Этот самый угол, который облюбовал для себя Томми, был единственным уединенным местом. Белби вдохнул поглубже и приготовился отстаивать свою территорию. Неприкосновенное право человека затаиться в углу.

Томми знал, кто такой Хантер Вульф с самого начала. Во-первых, на нём это было написано. В прямом смысле слова. Во-вторых, Эрис говорила о работе часто, много и вдохновенно, и конечно же, рассказывала о новичке-американце, которого заполучили в этом сезоне Паддлмир Юнайтед. Просто монстр на поле. Звезда. На поле как раз Белби старался смотреть как можно меньше, потому что это варварское зрелище - не для его расшатанной психики. Чтобы выглядеть адекватно, он ориентировался по реакции других болельщиков. Все эти финты и пике были ему до фонаря. Но он болел за свою подругу. И по умолчанию - за Татсхилл Торнадос: его родственники до сих пор жили в Татсхилле. В начале вечеринки Эрис чуть ли не пальцем показала на Хантера Вульфа. Словно Томми было не до лампочки.

Вульф продолжил оскорблять его и, судя по всему, чувствовал себя превосходно. История стара как мир. Белби повидал много таких стереотипных мужланов за свою недолгую жизнь, но редко подвергался нападкам. В школе его пытались дразнить, но быстро поняли, что обознались: Томми не ботаник, а настоящий псих. А после... на тусовки его вытаскивала только Эрис. И никто в компании не хотел впасть в немилость у красавицы.

- Понятно. Значит, любишь оскорблять людей? Что ж, бывает. Я тебя не осуждаю - каждому своё, - пожал плечами Томми. Каждое сказанное им слово было пронизано такой искренней жалостью и презрением, словно это вовсе не он пялился на Вульфа минуту назад. Теперь Томми смотрел так снисходительно, что любому стало бы не по себе. И только Томми знал, что только что потратил все душевные силы: ещё немного и бахнется в обморок.