Нас двое: я и моя тень.

Эта фраза врезалась ему в память, когда он первый раз прочитал ее лет в шесть в какой-то сказке, и так и осталась с ним на всю жизнь. Он жил с этим ощущением всю свою жизнь. Тень впервые заискрилась, когда он узнал, что обладает магическими способностями. Тень немного испугалась первого визита в Хогвартс, но восторженно затрепетала на первом уроке полетов на метле. Тени гонялись и путались вместе с ним н аполе. Тень, словно озорной мальчишка, тянулась оторваться и издевалась над ним, пока он лежал в больнице со сломанной шеей. Истончилась, когда он думал, что никогда больше не сможет летать. Тени менялись, двоились, смеялись, но больше всего он боялся не увидеть своей тени.

А еще тень ходила за ним в виде одиннадцатилетней девчонки и просила научить ее играть в квиддич. С тех пор так и ходила. Звала капитаном. Они расставались и писали друг другу письма, или были на расстоянии вытянутой руки, но он всегда краем глаза следил за Руби. Иногда с улыбкой, иногда хмурил брови,  но молчал, иногда ему просто хотелось ей врезать — впрочем, это чувство было абсолютно взаимным. Он был рад за нее больше, чем за самого себя, когда она присоединилась к летучим мышам, и даже чувство собственной безнадежности его не заедало. Он хотел, чтобы у нее все получилось. И чтобы никогда она не была тенью.

13 апреля — и даже не пятница. В Чадли было солнечно а даже почти тепло. Выходящие на тренировку игроки поставляли бледные лица солнцу и щурились, умиротворенно улыбаясь. Особо смелые даже позволяли себе остроты в адрес новой (но потрепанной) кожаной куртки Джима, в которой он имел неосторожность появиться на стадионе. А все от того, что спортивная сумка в суете осталась в баре после ночной смены. Но ладно, что уж там, сколько бы ему не повторяли на все лады, какой он теперь задира в этой куртке (все же знали, что Джим — это “самая милая собаченька в Чадли”), стоило Дженкинсу в руки взять биту, умники быстро запрыгнули на метлы и ретировались поближе к кольцам.

Как написали бы в книге, ничего не предвещало беды.

Тренировка прошла почти успешно, но профилактический нагоняй все тем же “особо умным” был положен, поэтому Джим с самым серьезным видом начал читать им нотации, что до игры с “Нетопырями Ньюкасла” всего каких-то четыре дня, нечего тут расслабляться — хотя, надо признать, все сегодня очень даже нормально.
— Да ладно тебе, кэп, Ньюкасл выйдет без загонщиков, мы как конфетку у ребенка у них мячик отбирать будем, — гоготали охотники, явно окрыленные успехом прошлой игры.
— Чего? — не понял Джим, но под ложечкой уже засосало. Конечно он знал, кто в загонщиках у летучих мышей, и не понимал, как Марш опять успела себе поймать приключения на жопу. Хотя ЭТО ЖЕ МАРШ.
— Ну там короче такое: как мне сказал, — дальше было длинное пересказывание цепочки квиддичных и околоквиддичных персонажей, никаким образом не задействованных в истории, но почему-то считавших своим долгом что-то добавить к ней, — так вот, Руби звезданула этой звезде Рэйниру по самый звездец. Ну и в общем тот валяется в Мунго, а Марш, кажись, отстранили. Хотя мудак конечно этот Рэйнир…. Настоящий загонщик, — тут взгляд рассказчика упал на биту в руке Джима и он испуганно осекся.
— Твою ж горгулью, Руби… — пробортомал себе под нос Джим и даже не заметил последней фразы. Джим любил эту девчонку всем сердцем, но иногда она была хуже заколдованного бладжера. Главное, побыв в тренерской шкуре, он понимал, что никому не будет дела до мотивов Марш, — а Дженкинс опасался, что они могут еще так себе у нее, ко всему прочему. Сколько он в свое время выслушал от нее предложений от тактике, которые плевали на все правила — сколько он бил ее по голове в шутку (а может и нет) тем самым сводом правил, надеясь, что хоть так что-то отложится.

Как написали бы в книге, на горизонте стали виднеться тучи, а в воздухе чувствовалось приближение грозы.

Тренировка закончилась, и Джим, все еще мальчишка в душе, особенно довольный тем, что удалось утереть нос всем тем особо умным, приземлился на поле и подобрал залихвацки закинул свою кожаную куртку на плечо и присвистнул. Настроение было отличное и, надо признаться, он отмахнулся от плохих мыслей про Руби — ему и самому приходилось в прошлом иногда оттаскивать подругу от обидчиков. “Кто не знает характер Марш? Нет, она, конечно, натура вспыльчивая, но справедливая. А раз она играет в команде уже больше, чем полгода, тренерский штаб ну хотя бы мог предвидеть эту ситуацию. Ну глаза же у них есть.” — на этом он толкнул дверь в тренерскую, предвкушая отличный горячий души (и главное отдельный!). Тренерская — это было, конечно, громко сказано. Комнатка три на три и при этом еще куча спортивного инвентаря по углам, на полу… и даже метлы, подвешенные к потолку за неимением места. В самом центре этого хаоса, на столе, заваленном различного рода бумагами, прямо на тактической карте следующей игры (над которой он успел начать работу с утра), сидела ушастая сова и удивительным образом гармонировала с этой всей картиной. Только Джим знал, в какой организации так любят использовать ушастых сов… Птица с удовольствием выплюнула ношу в его руку, кажись, осуждающе посмотрела на бардак в чул… тренерской, и такова и была. Дженкинс дрожащими руками открывал знакомый конверт с печатью отдела магических игр и спорта — даже получить громовещатель от МакКормак было не так страшно. Глаза быстро побежали по сухим строчкам, пытаясь выцепить самое страшное… и сердце вместе с его тенью, ухнуло вниз. Выходка Руби попала в поле зрения спортивных чиновников, а значит, будут последствия.

Как написали бы в книге, грянул гром.

Забыв про душ, Джим палочкой кое-как почистил одежду и себя, пригладил непослушные кудри, и сломя голову кинулся в городок… Черт, как же будет быстрее. Махать палочкой и ждать “Ночного рыцаря” явно было несподручно, а как трансгрессировать в “Вишневый цвет” — Дженкинс даже и не представлял, в какой области находится коттедж семьи Марш. Она что-то там бубнила, но какое тут вспомнить? Оставалось одно: надеяться, что их камин подсоединен к сети.

Джим залетел в пустой паб, так что дверь едва не слетела с петель, извиняющеся-приветственно поднял руку бармену и шагнул в камин. Не до разговоров. Какие-то несколько секунд и он уже кашляет на ковре в доме с теплыми, цвета вишни, стенами. Кажется, попал. Едва он успел встать и цокнуть языком, оценивая масштаб ущерба и сколько сажи он разнес по чужой гостиной, как в дверях появился отец Руби.
— Мистер Марш… — не успел Джим придумать свое извинение, как Карл заставил его замолчать взглядом руки.
— Иди, сынок, — мистер Марш указал рукой на лестницу, — вторая дверь справа. А я здесь приберу, — он достал палочку, а Джим уже в два прыжка поднимался по крутой лестнице, — пока Дебора ничего не заметила, — услышал он тихое бормотание внизу.

Обозначенная дверь была наглухо закрыта и кажется, кто-то забыл повесить на нее предупреждение “Не заходи, убьет!”. Джим замер в нерешительности с поднятой рукой. Не потому что могло убить — тут-то он был не против пострадать за благое дело… А потому что не знал, что его ждало по другую сторону… и вообще ждало ли. Он пробежался рукой по волосам и потер шею, вздыхая сквозь зубы. Куда-то улетучился тот порыв, который гнал его как можно быстрее найти Марш. Разбежались все ободряющие слова и шутки, которые он повторял, пока бежал по Чадли. Рука сама по себе сжалась в кулак, когда в голове понеслись собственные ошибки прошлого.

Как написали бы в книге, капли дождя застучали по земле.

И вслед за этим, очень торопливо, пытаясь скрыться от этого дождя, запихнуть своих монстров обратно на чердак, Джей постучал в дверь. И все замерло. Слышал, как бьется кровь в висках, но больше — ничего. Что-то шуршало внизу — вероятно, Карл и домовым эльфом пытался справить с испорченным ковром, но на втором этаже только звенела тишина.
— Ру?.. — негромко позвал Джим, еще дважды стукнув костяшками по двери, — открывай, не глупи.
Ему показалось, что внутри комнаты что-то изменилось, но дверь так и осталась неподвижно. Вздохнув, Джим осмотрелся. Ну не уходить же? Чуть дальше виднелась приоткрытая дверь, и судя по валяющемуся на пороге носку, это была явно не спальня ее родителей. Джим в два шага преодолел расстояние до входа и не успел прикоснуться к двери, как услышал голос Роба:
— А я-то надеялся, она хоть тебя пустит, — Джим толкнул дверь и увидел брата Руби, лежащего на спине на кровати.
“Кажется, в этом доме затаилась хандра,” — только и успел подумать Джим, как Робин деловито вскочил с кровати и хлопнул в ладоши.
— Три дня молчит и сопит. Не говорит ничего, но видимо ничего хорошего и нет, — Робин сложил руки на груди и выглянул в окно. — Отец с мамой уже не знают, что делать, хотя что они могут сделать-то? — парень кисло улыбнулся, прислоняясь к косяку окна.
— Ну а ты-то? — без особой надежды спросил Джим, потому что с Руби Марш вообще ничего никому не удавалось сделать за двадцать лет ее жизни.
— Чего я-то? Второй раз отметелить того мудака? Ну есть у него талант в квиддиче, мозгов только нет и не прибавится. Крошка Ру — молодец, только блин, чего своей-то жизнью надо было ради этого жертвовать, — Робин опустил взгляд в пол, откидывая носком лофера невидимую крошку и вздохнул, — Но это ж Руби.
— Понятно все, — задумчиво протянул Джим и почесал макушку.

Как написали бы в книге, ливень был настолько сильный, что вода превращалась в мощные потоки, смывавшие все на своем пути. И непонятно было, когда это закончится.

Воцарилось неловкое молчание. С каждой секундой Дженкинс все больше терял понимание, чем он здесь мог помочь. Все порывы души и сердца разбились о каменные стены, возведенные Руби Марш в попытке забыть о том, что произошло. А Джим в данном случае был не больше чем волна, ласкающая этот камень.

— Как магазин? — перевел тему Дженкинс. Робин там что-то отвечал, а тем временем взгляд капитана блуждал по комнате. Хотелось, конечно, открыть дверь с ноги и отлупить Руби метлой, выгнать из нее всю эту хворь… Но так нельзя, он девочек не бьет. Даже тех, которые могут дать сдачи, как Руби Марш. Или кто первой ему врежет. Нет, тут надо… — А можно я у тебя гитару возьму? — Джим перебил рассказ Робина — тот, кажется, был посвящен новой коллекции на день Святого Патрика. Мерлин, ну почему в этой семье дерется девчонка, а мантиями занимается… ладно, он не сексист: такой умный и образованный человек как Робин Марш.

Джим вернулся с гитарой под дверь Руби. Робин с любопытством выглядывал из своей комнаты. Пара предупредительных перестуков и еще одна попытка выманить Марш из ее комнаты:
— Руби, если ты еще не поняла, ты опять не слушаешь капитана… Я тебя больше тогда в команду брать не буду, ну сколько можно? — тишина.
— Нет, ну серьезно, тебе не понравится, что будет происходит дальше, — тишина.
— Дери тебя гриппогрифф, Марш, ты тут не одна такая упертая! — Джим почти прокричал последнюю фразу, и от того тишина в ответ казалось еще более липкой.

Дженкинс попытался откинуть волосы назад со лба назад и уселся, оперевшись спиной на ту-самую-дверь-которая-сегодня-никак-не-хотела-открываться. Рукавом куртки он случайно задел струны гитары, обиженно задребезжавшие. Парень скривился и взглянул на Робина:
— Ты вообще когда ее последний раз в руки брал?
Скрестив ноги, Джим на слух настраивал гитару, что вообще было не таким уж и простым занятием. Собственно, его замысел был не в этом, но если Руби сможет выгнать ор мартовских котов, который издавал инструмент, это тоже будет неплохо.
— Последнее китайское предупреждение, слышишь? — Джим прижался ухом к двери — но там ничего не поменялось, — ну как хочешь… — пробормотал он, зажимая первый аккорд.

the amity affliction — all f'd up

When I wake up I'm thankful I slept through the night
'Cause that is the only time I feel alright
Keep my eyes closed so I sleep the sadness away
When I wake up I'm sure that it won't be the same

Джим закрыл глаза и откинул голову, прислоняясь затылком к двери. Неуверенный голос немного дрожал, то и дело пытаясь сорваться на шепот. Это было слишком личное. Это было слишком близкое. Это было слишком. Весельчак и балагур Дженкинс, вечно всех поддержит и успокоит. Он исчезал из поля зрения после того, как сломал шею — ну да, восстанавливался, тяжелая операция. Кто знал, что он валялся лицом в подушку, пропуская рассветы и закаты, что он тонул в ночных кошмарах, путаясь во влажных простынях, что он просто боялся вставать на ноги и смотреть на метлу. А она знала. И изо всей силы тянула. Правда еще немножко молотила своими маленькими кулачками (обманчивое впечатление, что ему было не больно), немножко кричала и даже почти срывалась на слезы.

All the panic, depression, the hurt and regret
Lying to myself "I don't think of death"
All the ups, all the downs, all the petty concerns
My whole world's imploding, I can't find the words
'Cause the truth is... I'm fucked up

Пальцы предательски соскользнули, срывая последний аккорд, и он замолчал. Внутри все звенело, как и дрожали струны, растворяя в воздухе негармоничный звук. Джим открыл глаза и и задумчиво кусал губы. Внутри, такое чувство, была самая сильная гроза — а он на метле. Внутри ветер срывает листву с деревьев, да что там с деревьев — отрывает черепицу с крыши, а он летит против ветра. Упрямо, почти бесполезно. Гром, молнии, черное небо и ни единого просвета. А внутри — мертвая петля, и все замирает. По лицу бьют то ли капли дождя, то ли слезы замерзают на щеках, а ему куда-то надо. Он упрямый. Она такая же. Он смог. Она сможет. Да неважно, что они там натворили. Они же все еще живы. Время есть.

The truth is that I'm all fucked up like you
Yeah we're all fucked up it's true

— Эй, Ру, слышишь? Мы все проебываемся.

Как написали бы в книге, после дождя всегда выходит солнце.