— Где это блядское дело? Я ещё не заполнила бумаги, верните или сама найду и будет плохо, — возглас куда-то в потолок, самый простой способ выплеснуть гнев. Все вокруг это знают, понимающе кивают. Кто-то отвечает в том же стиле, намекнув, что Молли проебала документы сама. Она угрожает запустить в коллегу чем-нибудь тяжёлым, например, стулом. Обычный вечер в штаб-квартире, только сейчас все раздражены до предела — слишком много дел свалилось за последние дни. Кажется, ночевать здесь сегодня будет не только Уизли.

Успокоившись, Рыжая утыкается носом обратно в стопку папок, когда слышит знакомую с детства чопорную интонацию. Нет-нет-нет. Слиться со стеной? Сбежать, бросив порошок мгновенной тьмы? На худой конец, спрятаться под стол? Молли не успевает выбрать тактику, так что, когда отец через несколько секунд оказывается рядом — до последнего делает вид, что страшно занята и не видит его. Хреновая тактика.

— Привет. У нас родительский день или что? — Молли поджимает губы, пытаясь рассмотреть новенького парня, который маячит за спиной Перси с растерянным видом. Уизли сочувственно качает головой и жестом показывает коллеге, что он может вернуться к своим делам. Ну вот, папа только пришёл, а уже успел кого-то напугать. Пусть она-то отца никогда не боялась, но он потрясающе умел одним взглядом заставить человека чувствовать себя неловким неудачником.

Молли вновь смотрит на бумаги, будто пытаясь найти, на что отвлечься. Всего за минуту она превращается из взрослого человека и серьёзного (насколько может) работника в пятилетнего ребёнка, которого вот-вот отчитают за кражу сладостей.

— Ну да. Огненный получился концерт, — Уизли невольно издаёт смешок и сразу же откашливается в кулак. Нехорошо, конечно, шутить про мероприятие, где погибли люди. Но когда ты уже много лет работаешь в правопорядке, неизбежно покрываешься толстой шкурой. Только она спасает, когда приходится смотреть на такое количество смертей.

Если честно, Молли справляется хреново. Только вот сарказмом. Умела бы отпускать, не принимать всё близко к сердцу — не сидела бы сейчас здесь, забыв, когда в последний раз ела. Не обращая внимания на боль, которой отзывается бок при каждом движении. Чёрт. Знает ли отец про ожоги? А про то, как она сбежала из Мунго в первый же день? Или как едва доползла до Лоркана вчера, а уже сегодня вернулась на работу, закинувшись парочкой зелий?

Не дай Мерлин, конечно. Даже Фонтейн думает, что она легко отделалась и почти вылечилась.

— Слушай, я в порядке. Подумаешь, травма небольшая, — Уизли начинает раздражаться, как всегда происходит, когда она чувствует себя уязвимой. Забыв про всё, одним движением поднимается со стула и на момент замирает, стараясь не морщиться от боли. Медленно обходит стол и встаёт перед отцом, скрестив руки на груди. Он же не будет отчитывать её перед всей штаб-квартирой? Хотя, вполне может, — Этот концерт был важен для тёти Гермионы, я бы пошла на него в любом случае. А так это моя работа. Я и сама знаю, что проеб… Мало что успела сделать.

Всё это происходило очень не вовремя. Даже слишком. За последний месяц случилось столько событий, что нервы Молли напоминали клубок, который легче искромсать в клочья, чем распутать. Совсем недавно она узнала о смерти своей девушки, с которой только всё начало налаживаться. Безуспешно пыталась раскопать, что с ней произошло. Теперь вот попала на злополучный концерт.

Хрен бы с тем, что теперь бок покрывают мерзкие ожоги. В миллион раз больнее было вспоминать лица людей, которых она должна была оберегать по долгу службы. По собственному долгу. Её близкие когда-то спасли столько жизней, а она что?

— Я не сообщаю тебе о каждой задаче, которую мне поручают! И что я должна была потом сказать? «Пап, погода такая хорошая, кстати, я чуть не зажарилась заживо?», — Молли всё сильнее раздражалась и начала повышать голос, не сводя с отца нахмуренный взгляд. Она всегда делала так, когда понимала, что теряет контроль над ситуацией. Когда ответить попросту нечего.

Наверняка всё растрепал Люсьен. Мелкий засранец первым узнал, что её доставили в Мунго — ещё и обещание взял, что Молли не сбежит оттуда сразу. В ответ она потребовала, чтобы брат ничего не говорил родителям. Похоже, что обещания они оба не собирались сдерживать. Ну ничего, она ещё до него доберётся.

Во-первых, ей было стыдно. За травмы, за неудачу. За то, что снова не оказалась лучшей и не смогла помочь людям. Во-вторых, она уже очень давно перестала рассказывать родителям о многом, что происходило в её жизни. Смогли бы они смотреть на неё как прежде?

Сколько ещё безрассудных и глупых выходок отец сможет выдержать? Молли казалось, что однажды (совсем скоро) он просто сдастся. Опустит руки, перестанет пытаться достучаться до неё. Однажды ему действительно будет всё равно — и от этой мысли Уизли становилось страшно.

— Почему Фонтейн должен тебе что-то сообщать? И не трогай Альбуса, вообще-то существует такое понятие, как «врачебная тайна», — Молли в этом, конечно, не была уверена. Болтала от безысходности. Резко всплеснула руками, чтобы затем коснуться пальцами висков и прикрыть глаза. Больше всего сейчас хотелось что-то разбить.

Когда Молли открыла глаза, то наконец заметила, что коллеги оглядываются на них. Сборище сплетников, как и на любом рабочем месте. Рыжая обратилась к самому зашуганному новичку, застывшему неподалёку с кружкой кофе.

— Что уставились? Работы мало? Джонс, если не найдёшь дело, о котором я просила, я сделаю так, что вся бумажная работа за неделю окажется на тебе, — в голосе Молли проскользнули нотки, подозрительно напоминающие человека, который прямо сейчас стоял перед ней. Как иронично.

Рыжая коснулась локтя отца и настойчиво подтолкнула его к двери, чтобы выйти в коридор. Это с коллегами она вела себя так уверенно. Если разговор услышит Фонтейн, Молли придётся быстро прикусить язык и объяснять намного больше.

— Я сама вызвалась туда пойти. Я пострадала. И в этом никто не виноват, кроме меня, — негромко произнесла Молли, как только они оказались в коридоре. Отвела взгляд куда-то в сторону и коснулась ладонью бока, повязки на котором скрывала одежда, — Ты можешь хоть раз в жизни перестать строить из себя начальника и просто побыть отцом?

Не превращаться в капризного ребёнка рядом с родителями всегда сложно. Тебе кажется, что они-то совсем не меняются — Молли прекрасно помнила, как отец отчитывал её в детстве. Грозил пальцем, хмурил брови. Только тогда это были совершенно другие проблемы. Задержаться в гостях, не уследить за кузенами, разыграть какого-то из старших.

То, что происходило в жизни сейчас, было в тысячу раз серьёзнее. А слова отца оставались всё теми же. Лекции о том, что правильно и нет, которые повторяются, как заезженная пластинка. Как будто он не понимает, что в миллионный раз такой подход тоже не сработает. Молли знала каждое слово ещё до того, как оно было произнесено — и прекрасно знала, что ответит.

«Я уже взрослая».
«Я могу сама принимать решения».

Сейчас что-то пошло не так. Потребовалась лишь одна фраза, чтобы выбить Молли из до боли знакомой колеи. Фраза, которую Уизли слышала и раньше — только теперь, после всего, что с ней случилось, она зазвучала по-новому. Рыжая мысленно споткнулась и поняла, что на этот раз сценарий придётся писать заново. И совершенно непонятно, чем всё закончится.

Молли снова скрестила руки на груди. Инстинктивно отступила на шаг назад, оставляя безопасную дистанцию.

— Ты даже не представляешь, насколько я понимаю, — Молли начала говорить ехидно. Почти со злобой. Процеживая каждое слово. Как делала всегда, когда понимала, что вот-вот окажется права. Так хотела играюче использовать единственный козырь, который сделал бы Перси больно и показал, что он уже не может относиться к ней, как к маленькой и несмышлёной девочке.

Яд испарился мгновенно. Молли прижалась спиной к стене и подняла голову к потолку, чтобы не смотреть на отца. Невозможно говорить с издёвкой о том, что чувствуешь на самом деле.

— Ты хочешь меня защитить. Уберечь от всего на свете. Не можешь даже представить, что произойдёт с тобой, если меня вдруг не станет. Ради меня ты бы сделал что угодно. Верно? — она на момент прикрыла глаза от усталости. Мысленно всё возвращалась к одной маленькой девочке, которая теперь никогда не покидала её голову. Молли потёрла лоб ладонью и продолжила уже совсем негромко, — Я думаю об этом каждый день. С небольшой разницей. Если моя дочь однажды скажет, что хочет помогать другим и спасать людей, я поддержу её.

Сердце не просто ушло в пятки. Оно скрылось где-то под половицами, а в ушах продолжало отдаваться громким уханьем.

— Не дай Мерлин она вот так же будет бояться рассказать мне, что с ней произошло. Я в этом деле новичок, но, кажется, отношения с детьми должны быть другими, — она повысила голос, только теперь от страха. Внимание отвлёк коллега, который вышел из кабинета и предупредительно прокашлялся, когда проходил мимо. Молли замолчала и заметила, что уже несколько минут нервно сдирает кожу с пальца. Дурацкая детская привычка.

Подождав, пока коридор снова опустеет, Молли отошла от стены. Прошлась в сторону и обратно, так и не решившись посмотреть отцу в глаза. Наконец заставила себя сделать глубокий вдох, чтобы вернуть хотя бы крупицу самообладания, и почти беззлобно произнесла, — Извини, праздничная открытка с надписью «Ты стал дедушкой» осталась дома.

Отредактировано Molly Weasley II (2021-08-02 21:36:52)

Эффект, который слова Молли произвели на отца, казался победным. Наконец-то! Наконец-то у неё получилось отстоять себя перед ним, по-настоящему шокировать непроницаемого Перси Уизли. Вот он замолчал. Вот его взгляд начал меняться, когда он постепенно осознал то, что услышал. В глазах самой Молли загорелся огонёк. Не только из-за того, что отец потерял дар речи — на самом деле она почувствовала, как с плеч гигантской глыбой свалился груз.

Кто бы знал, насколько тяжело на самом деле хранить такой секрет — прятать то, чем на самом деле очень гордишься. Ей хотелось столько всего рассказать. Лишь бы теперь он послушал, лишь бы действительно понял. Молли открыла было рот, чтобы продолжить, пока не потеряла боевой настрой и не передумала — но тут же заметила, как глаза Перси постепенно закрываются.

Кажется, в этот момент её сердце тоже пропустило удар.

— Папа? Пап, ты чего? — голос стал тоньше, тише. Молли бросилась к отцу и нырнула под его руку, чтобы тот мог держаться за её плечо. Заметив в конце коридора кого-то из коллег, Уизли замахала свободной рукой, привлекая внимание. Наверное, нужно было кричать, звать всех вокруг, поднимать на уши весь этаж. Именно сейчас так нужны были её бойкость и способность быстро соображать. Молли же смогла только резким жестом попросить коллегу помочь, и выдать короткое, — В кабинет.

Объяснять, что она имела в виду кабинет Фонтейна, не пришлось. Слава Мерлину, того не оказалось на месте. Поддерживая Перси, она помогла провести его под удивленные взгляды других коллег — кто-то тоже предложил помощь, и Молли только рассеянно кивнула. Вскоре отец оказался в кресле главы хит-визардов, а она попыталась трясущимися руками расстегнуть верхние пуговицы его рубашки.

Кто-то принёс стакан воды и поставил его на стол. Кто-то сразу же ушёл, чтобы позвать целителя. Для Молли разговоры, вопросы, комментарии — всё вокруг вдруг стало белым шумом. Так и не справившись с пуговицами, она опустилась, почти упала на корточки рядом с креслом, осторожно касаясь большой ладони отца. Боялась взять его за руку, будто от этого стало бы только хуже. Про боль, пронзившую её покрытый ожогами бок, она даже не вспомнила.

Молли редко чувствовала страх. Ещё реже — панику. Наоборот, в экстренных ситуациях она собиралась быстрее всех, отключала эмоции и действовала максимально рационально. Ничего из этого в данный момент она сделать не могла. Односложно отвечала на чьи-то вопросы и не отводила взгляд от отца, который всё-таки продолжал дышать. А вдруг это ненадолго?

— Папа, очнись, пожалуйста, — это прозвучало так глупо, как будто могло как-то помочь. Никогда раньше Молли не задумывалась, что с отцом может что-то случиться. Это же Перси Уизли, в конце концов. Тот самый, который пережил столько, что ей и не снилось. Который стойко переносил все её выходки, провокации, шутки и подростковые проблемы. Её отец, остававшийся неизменным, сколько она помнила. Всё, на что она так часто жаловалась, враз показалось чушью. И на выдохе Молли произнесла такое редкое для себя слово, — Прости.