Погода будто старалась выслужиться перед затихшим Треверс холлом: плотные шторы не выпускали света, двери дома молчаливыми стражами оберегали траур, вьюном опоясавший каменные стены. Ветер же нещадно гнул к земле ещё молодые деревья, тоскливо выл и пробирался в приоткрытые окна, колыша языки пламени в камине. Ракель не обращала внимания на разбушевавшуюся стихию, полностью растворившись в очередном пыльном фолианте по рунам. Она почти не замечает ровных букв и потёртых углов пергамента, мысли далеко за границей реальности. У неё меньше пяти минут, что бы подготовить самую большую ложь в своей жизни.
 
  Треверс привыкла получать желаемое по мановению волшебной палочки или на крайний случай готова для этого немного постараться, она умело оценивает риски и прекрасно знает как минимизировать затраты, Эль хороший стратег и организатор, только в ней один минус - она женщина. Отсутствие болтающегося между ног куска мяса, обтянутого кожей, закрывало ей дорогу наверх, ставило препоны и ограничения. Общество давно шагнуло вперед и даже пост министра занимала Грейнджер, но осыпающиеся правила чистокровных семей прогнившими корнями до последнего цеплялись за свои скрипучие своды. Волшебница чуть было не оступилась, поверив отцу, что сменив фамилию, она получит право управления семейным делом. Карактус слишком жаден до славы и не допустил, что бы во главу производства встала другая семья, похоронив под собой многолетний труд, и неважно что это будет родная дочь; ей достались вероятнее всего несколько крупных счетов, но не больше. Эль нужно было всё.
 
  Траур по Закари держали уже неделю,  даже почту не разносили за завтраком, а мать отказывалась выходить из собственной спальни; с отцом волшебница виделась лишь раз после похорон, когда он объявлял, что в связи с обстоятельствами у него нет другого выбора, как отдать всё ей и скрепя сердцем ставил росчерк подписи на бумагах. Эль пытается даже возразить, что не сможет принять и сейчас не время, память о брате жжёт виски, разливается лавой под кожей и доставляет невыносимую боль, просит Карактуса повременить, но не успевает договорить, как пергамент оказывается у неё в руках, а раскалённое железо твердеет, застывая извилистым лабиринтом вен, укрепляя веру в правильности совершённого. Она убила Закари.
 
  Тихий стук напольных часов единственный немой свидетель этой аскетичной картины, Ракель отсчитывает секунды до того, как услышит привычный хлопок аппартации и глухие шаги по отполированному паркету библиотеки; она уже рисует на лице скорбь и сжимает до боли веки, растирает переносицу, у неё почти получается выдавить из глаз подобие слёз, хотя это больше похоже на мираж в пустыне, её личный оазис, где она может вырвать из себя все эмоции, проораться на краю пропасти без желания сделать шаг, где она может отпустить поводья лжи и выдохнуть горький дым из лёгких, расслабить плечи и наконец-то содрать с ноги кандалы собственной семьи. Сейчас не время. Потом/никогда.
 
  Ракель с шумом вдыхает и в наслаждении прикрывает веки, запоминаю каждую ноту. Она не узнает её из тысячи, но каждый раз удивляет. Тонкие нити летних пионов сменяют горечь розового перца и бергамота, где-то проскальзывает пачули и едва заметная дикая роза. Ракель понимает, что слишком близко подошла к пропасти, она обжигается, приятно. Треверс аккуратно поднимается из кресла, как только дверь в библиотеку закрывается за гостьей. -Здравствуй, я благодарна тебе, что ты пришла. - Эль не прячет взгляда, передавая всю боль, горький коктейль неотвратимости. - Выпьешь? - девушка указывает на небольшой бар в углу. Молли её спасет или убьет, и Ракель рассчитывает на первое.

Отредактировано Raquel Travers (2022-01-14 16:40:18)