в игре: июль 2028
Эта мысль несложная и не революционная, это вообще не секрет, но это та мысль, которой они между собой не делились ни разу. Грегори почти уверен, что Рон и Салли давно сошлись в солидарности на этой теме (а Рон еще и озвучивал ее при удобном случае, стоит зайти речь об их дражайшем папеньке), но он и Салли... Это что-то совершенно новое.
[QUEST #20] - Джейми до 06.05
МАЙСКИЙ ПОСТОЧЕЛЛЕНДЖ! ОСТОРОЖНО: ЧИСТКА
Бенджамин Саусворт: маггловский премьер-министр, ненавидящий магию
Мэйлин Рэй: глава комиссии по обезвреживанию опасных существ

HP: Freakshow

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP: Freakshow » Незавершенные эпизоды » this house is a circus [8.04.2028]


this house is a circus [8.04.2028]

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

this house is a circus

https://i.pinimg.com/564x/2e/7d/f5/2e7df535c5bafc024d3698a2394fcc37.jpg

ВРЕМЯ: 8 апреля 2028
МЕСТО: фамильный дом Фоули
УЧАСТНИКИ: Augustus Fawley-Moore, Imogen Fawley, Gregory Fawley, Reginald Fawley, Franklin Fawley, Octavia Fawley (и остальные возможные Фоули)

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ:
Хорошая новость: Макс умер не полностью.
Плохая новость: то, что семья об этом узнает, не означает что все быстро помирятся.

Отредактировано Maximillian Fawley (2022-06-03 22:25:56)

+6

2

- Это просто так странно. Пиздец как странно, - Гас мгновенно узнал это выражение лица - Олли всегда его делала, когда он позволял себе неприлично выражаться. Впрочем, он считал, что момент для мата был максимально подходящий. Возможно, он даже требовал куда более крепкого выражения. Потому что как часто кто-то узнает, что его трагически погибший брат (с которым вы, вообще-то, были очень близки), умер не до конца. Точнее, вернулся после смерти в форме призрака, и призрака очень грустного и обиженного, потому что по какой-то тупой причине решил, что вся семья его теперь ненавидит.

И теперь они собирались посвятить во всё это всю семью. Как будто без этого их семья была не идеальным примером для какого-нибудь треш-шоу по британскому телевидению. Ноа как-то сказал, что это его самый любимый сериал, магглы очень много теряют, не зная о нём, и Олли пошутила, что когда-нибудь они продадут кому-нибудь сценарий и станут ещё богаче.

Но сейчас им обоим было как-то не до шуток.

- Конечно, странно, но мы должны это сделать, ты же понимаешь? Для Макса, для дяди с тётей. К тому же, теперь уже точно поздно сворачиваться и передумывать.

- И это в любом случае не наше решение, да. Пора? - Гас потёр виски и вздохнул. Дальше откладывать уже было неприлично, и, взявшись за руки, они аппарировали на крыльцо дома Фоули.

У Гаса было много счастливых воспоминаний из детства из этого дома, наверное, больше, чем из его собственного. Несмотря на то, что Арлин была прекрасной матерью, её сложно было назвать тёплым или душевным человеком, и дома у них всегда была немного другая атмосфера. А тут всегда было здорово. По крайней мере, для него. По крайней мере, до этого, как всё начало разваливаться.

Гас нажал на дверной звонок, и, когда дверь открылась, грустно улыбнулся.

- Не знаю, насколько уместно сейчас говорить “добрый вечер”, но, я рад вас видеть, - он немного замешкался, пытаясь понять, можно ли ему всё ещё обнимать их, но Олли опередила его, обнимая тетю.

- Нам так жаль, - Олли покачала головой, проходя в знакомый с детства дом.

Гасу тоже было невероятно жаль, он чувствовал угрызения совести, что пришлось стать курьером таких новостей и, наверное, в чём-то разворошить старые раны. Впрочем, вряд ли они когда-нибудь затянулись бы до конца. И хотя в этом никак не было его вины, он чувствовал себя хреново.

- Кто-нибудь ещё появился? Макс?..

Он зашёл в прихожую следом за сестрой и огляделся.

+7

3

Имоджин бродит по саду, не видя ничего перед собой по-настоящему. Обычно любимое место во владениях Фоули сейчас лишь картонная декорация для очередной трагической сцены в долгом спектакле её жизни, расколовшейся со смертью сына, кое-как склеенной перемирием с мужем, а теперь... Новый акт, в котором мёртвый сын возвращается домой и сообщает, что всё это время был призраком, только почему-то решил не ставить родителей в известность.
Не стоило удивляться, конечно. Она никогда не заслуживала его любви. Она была ужасной матерью для всех троих. Иногда могло показаться, что Макс хотя бы знал, что она любила его больше всего на свете, и тоже любил её, хотя бы немного, но видимо не следовало заблуждаться. Она была блестящим главным редактором, но совершенно не умела быть матерью и выражать свою любовь к родным детям. Она пожинала плоды того, что сама же и посеяла, и винить в этом можно было лишь себя. Винить и горевать и быть не в состоянии обнять Макса, ведь она больше не сможет его коснуться, её руки пройдут насквозь, и пускай холод таких объятий её не испугал бы, она не хотела сделать неприятно ему, и это удерживало её на расстоянии. И у неё не было слов - у неё, чей смысл жизни заключался в словах, злая, ироничная шутка судьбы, над которой не оставалось сил смеяться. Всё, что она могла - это смотреть на него украдкой. Время не изменило его в привычном смысле - он выглядел как и при жизни, те же черты лица, те же волосы, по которым она раньше могла провести рукой, всё то же - кроме плотности. Прозрачный. Нематериальный. Здесь - и не здесь, словно он лишь эхо себя прежнего. У Имоджин сжимается сердце и она отводит взгляд, боясь, что Макс воспримет его как-нибудь не так, решит ещё что-нибудь не то. Хотя - куда уж хуже? Он думал, что не нужен им, не нужен ей... как? И что сказать после этого? Как исправить хотя бы это? И сколько всего исправить нельзя... Больно, боль затмевает разум и растворяет в себе, как сахар в чашке чая. Они больше не могут сидеть у неё в кабинете и пить вместе чай. Люди воспринимают жизнь как данность, как нечто само собой разумеющееся, все эти вещи, которые делают машинально, почти не задумываясь, не осознавая их ценности, пока утрата не отнимет то, к чему привык, и на месте потерянного не образуется пустота. К боли примешивалась и радость, такая странная и непонятная, Макс, её Макс, снова здесь, и остальные тоже соберутся, хотя и непонятно для чего, что они скажут друг другу, как будут находиться в одной комнате после того, как прошли похороны, после всех этих лет, и не приведёт ли это к очередной катастрофе... Страшно, жутко страшно, и так стыдно за свои ошибки, и волнительно, и радостно, потому что как же сильно она по ним соскучилась, как ей не хватало их голосов, их лиц, всего такого родного, такого важного, утерянного, но не забытого, нет, никогда. Они, наверно, и не догадывались, как много значили для неё, все её чувства слишком глубоко спрятаны, может быть, потому что война, а потом смерть брата изменили её, сделали её той, кто едва ли подходит на роль жены и матери семейства. Знакомство с Грегори не дало ей замкнуться в себе полностью, похоронить способность любить навсегда, но может быть он всё же ошибся, выбрав в спутницы жизни покалеченную душу. И всё это - её вина, всё пошло не так, потому что она разбитая, и на таком фундаменте не было шансов возвести нечто иное, что не рухнет, когда трещины распространятся дальше.
Стук в дверь раздаётся через несколько секунд после того, как Имоджин возвращается из сада в дом. Она впускает племянников и оказывается в объятиях Олли - так просто, и тепло от доброты пронизано горечью, потому что Имоджин, чтобы обнять кого-то, нужно преодолеть стену внутренних сомнений в собственной уместности, и чаще всего она проигрывает эту битву, потому что это похоже на попытку маленькой птички сокрушить клювом алмазную гору, не имея в запасе вечности.
- Здесь вам тоже всегда рады, независимо от обстоятельств, - отвечает Имоджин удивительно ровным, не ведающим о внутреннем состоянии голосом. - Проходите.

+5

4

Их семья всегда была цирком.

Причём - иммерсивным или, скорее даже, тем, что может присниться в кошмаре: ты пришёл на представление, предвкушая хорошее время и чувствуя себя - разумеется - в безопасности, но в какой-то момент вдруг ловишь себя на том, что под куполом слишком темно, клоуны уделяют тебе слишком много внимания и, кажется, прячут на спинами ножи, и вот ты уже сам на арене, хотя не помнишь, как там оказался, и у тебя по лицу размазаны нарисованные слёзы и в руке зажат слишком острый для бутафорского нож.

Как можно понять, Реджи никогда особенно не любил цирки - с января, да, но и до этого тоже: смех клоунов казался ему натужным, даже пугающим, ситуации, которые они разыгрывали между собой, - жестокими и несмешными, и посреди представления, в остальном весёлого и невинного, его могло высадить за секунду в состояние необъяснимой тревоги.

Ну и зачем тогда платить за билеты, если ровно то же самое он мог получить дома?

К тому же, некоторым сюжетным поворотам их семейной истории могли бы позавидовать даже драматурги уличных шатров.

Реджи понятия не имеет, чем обусловлен общий сбор в доме Имоджин и Грегори в этот раз, но чувствует заранее - ничем хорошим, совершенно точно. То, что он отправляется туда к назначенному часу один, словно почётный представитель своей Фоули-ячейки, не добавляет ему ни душевного спокойствия, ни оптимизма.

Он, признаться, рад, что прикинулась жутко занятой своими делами с благотворительностью мать - даже спустя почти шесть лет, он слишком хорошо помнил, как уводил её из этого же дома после скандала, учинённого ею на похоронах Макса. Но он не отказался бы от поддержки Лиз сейчас, от возможности выступить, если что, единым фронтом. Только вот, хотя в занятость его сестры-близняшки и верилось куда проще, Реджи не мог отделаться от паршивого ощущения, что вовсе не в жёстком графике тренировок Гарпий было дело. Что, уверившись однажды и навсегда в том, что её семья - сборище токсичных отходов от самых ядовитых зелий, Лиз вычеркнула её из своей новой жизни во всех аспектах, в которых только могла. Как то: конечно же, поддерживала Реджи; конечно же, приезжала навестить мать. Но - избегала встреч с отцом, к примеру. Но - не навещала Грегори и Имоджин без прямой необходимости, хотя в детстве проводила здесь только же времени, сколько и Реджи. Подобные семейные сборы, вероятно, тоже не входили теперь в список её приоритетов. Реджи же так просто эту нить обрубить не мог и оттого чувствовал себя сегодня особенно одиноким.

Он - и Гас, с которым отношения никогда не были простыми.

Он - и Имоджин, которой он так и не научился снова прямо смотреть в глаза, без обвинения.

Он - и Тави... Реджи сглатывает, замирая с поднятой для стука рукой на самом крыльце. Да, это будет пиздец как непросто.

Имоджин встречает его на пороге, Реджи улыбается ей привычно, но отводя глаза, и проходит в дом, мгновенно ощущая себя лет на пятнадцать-двадцать младше.

В гостиной пока, кроме Гаса и Олли и проследовавшей вслед за ним Имоджин - никого.

- Привет, - ещё одна натужная улыбка. Вот почему те клоуны никогда не казались ему весёлыми - слишком часто приходилось бывать на их месте. Ещё одно представление, не зная сценария, ожидая подвоха в каждый следующий миг, когда его голова и так занята, Мерлин видит, совсем не тем. Его верный друг и коллега - вероятно, эстражист, а вы как поживаете? Реджи что-то не в состоянии выдавить из себя даже это дежурное "Как жизнь?", поэтому просто спрашивает: - Вы, случаем, не в курсе, в честь чего слёт?

И встаёт, едва присев на подлокотник дивана, когда в комнату заходит Грегори, кивая ему и тут же чуть спокойнее выдыхая. Помимо Олли, с Грегори, по крайней мере, у него не было в отношениях подводных камней.

Разве что... Тави.

Да блядский драккл!

+6

5

Главным вопросом было «почему».

Вся ситуация в целом не могла уложиться в голове за минуту, но меньше всего Лин понимал, почему Тави утаила от него, что Макс по-прежнему здесь; с оговорками, но что с ним можно разговаривать, делиться музыкой, строить планы, философствовать в шутку и всерьез, Мерлин, да что угодно — даже если просто смотреть на его вечно-загадочную ухмылку. Октавия не могла не знать, какая черная выжженная дыра была у него в груди на месте брата — сама носила такую же. И то, что она решила от него скрыть единственное возможное лекарство, ощущалось хуже, чем предательство.

Путаных надрывных объяснений едва хватило, чтобы Франклин хоть сколько-нибудь взял себя в руки и перестал кричать на сестру — за все эти годы он так не повышал на нее голос ни разу. Он даже смог найти какую-то логику — очень эгоистичную, избалованную, но частично объяснимую и, что уж, немного знакомую, — только до принятия и тем более прощения было несказанно далеко. По старой, въевшейся в жилы привычке Фоули машинально попытался представить последствия такого проеба для Тави в масштабе всей семьи — от пугающих размеров скандала ознобом продрало по плечам. Не поэтому ли она решила сказать ему сейчас, чтобы хотя бы его осуждающий крик не примешивался к остальным?

Если же это было всего лишь козырем, чтобы затащить его на семейное собрание, против которого он упирался как мог, — что же, их малышка выросла и выбрала играть очень жестокими картами.

Решимость во что бы то ни стало увидеть брата дает трещину только на самом крыльце родного дома, куда Тави аппарирует вместе с ним. От волны узнавания и захлестывающих воспоминаний в горле образуется ком размером с маленькую вселенную. Лин придерживает Октавию за локоть, до того, как ее рука толкнет тяжелую дверь. Ему нужно мгновение — нет, ему нужно все время этого мира, чтобы осознать: он дома.

Он увидит мать. Он посмотрит в глаза отцу. Страх вцепляется в глотку, спустя столько лет без кислорода Лин вдруг начинает задыхаться.

Он увидит Макса. Он увидит Макса. Он увидит Макса. Повторенная десятикратно, эта мысль стабилизирует его орбиту.

Не говори им ничего обо мне. Им не нужно пока знать. Если что, я просто хотел пожить вне магического мира, и мы с тобой столкнулись недавно случайно, и я попросил не говорить. Хорошо? — просит Франклин негромко. Все-таки они с Тави действительно друг друга стоили. — И… мне нужно приглашение, чтобы зайти.

От идиотизма ситуации наружу рвется горький смешок. Невидимая преграда, проходящая ровно от порога и отделяющая его от семьи, детства, счастья, всей его жизни, ощущается даже на расстоянии. За дверью — все тот же знакомый до боли холл. Лин дожидается тихого «проходи» и все равно мешкает. Их никто не встречает, и Фоули малодушно надеется, что дома никого нет, только Макс. Но откуда-то из гостиной доносятся голоса — Лин не может угадать по тембру, чьи.

В комнату он заходит вслед за Октавией и останавливается. В горле становится так сухо, словно он не несколько шагов сейчас сделал, а десятилетия шел через пустыню.

Привет. Давно не виделись, получается, — улыбка выходит напряженной, Франклин смотрит, как меняются лица матери и отца, как взмывают вверх брови у Реджи, Гаса и Олвенны, и не знает, можно ли их всех обнять.

+5


Вы здесь » HP: Freakshow » Незавершенные эпизоды » this house is a circus [8.04.2028]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно