and if i only could
i'd make a deal with god
and i'd get him to swap our places

Если бы он мог, он бы поменялся с ней местами.

Об этом Марти думает каждый раз, когда видит исполосованное когтями - его когтями - лицо. Когда ловит на себе полный ненависти взгляд. Когда заваривает чай. Когда засыпает, когда просыпается... Если бы он мог - он бы поменялся с ней местами, но в этом и есть злая шутка, да? Он уже побывал на её месте когда-то - и ему бы, наверное, легче относиться к этому, как следствие: ещё одно обращение, всего-то; он же в порядке, значит, и она будет в порядке, за исключением, ну разве что, шрамов, своих-то он до сих пор стесняется, хотя у него не на лице даже, но в остальном-то... И нет. Нихуя от этого не легче. Нихуя нихуя нихуя.

Чай приготовлен, забыт о, превращён в неудобоваримые помои, которые никак не подашь посетителю; Марти медленно выливает его в раковину прямо из носика приплюснутого глиняного чайничка, тёмной травянистой струёй, и смотрит, как дорогой улун по спирали утекает в слив. В голове Марти - шум помех, как на радио, когда сбивается волна, и среди них, входя и выходя из зоны слышимости, всё одна и та же мысль: если бы он мог, если бы он мог, если бы он мог... он бы стал жертвой ещё раз.

Потому что, в чём-то, жертвой быть проще. Проще, чем злодеем.

Вот, например, будь он жертвой, он бы наверняка не чувствовал себя волком в овечьей шкуре, приходя в первый раз на собрание группы психологической поддержки, организованной силами не кого-нибудь - ведьм!, чей флайер попался ему на столике в их чайной, неизвестно как туда попавший. Идиотская затея - прийти туда в принципе, идиотская, идиотская, и Марти повторяет это про себя собираясь, по дороге, уже на месте, половину собрания.

Но чем дальше, тем хуже даются ему полнолуния, и ему всё сложнее делать_вид_что_всё_в_порядке после, и от мысли о том, что до следующего - примерно столько же времени, сколько прошло с предыдущего, Марти почти невыносимо.

Именно чувствуя тонкую грань хрупкого почти, на которой он всё ещё держится, он и принимает это идиотское, идиотское, идиотское решение.

На собрании - не оказывается хотя бы той, кто, по-хорошему, заслуживает место на нём куда больше Марти. Марти не может знать, знает ли кто-то ещё из присутствующих, кто он такой и что сделал, могли ли им уже рассказать? Но ведьм в комнате куда меньше, чем других - существ, самых разных рас и мастей. Большинство - всё ещё со злополучного концерта, куда Марти не пошёл по той простой причине, что чиллил в Азкабане на предварительном заключении до суда, который так и не случился. Часть - потерявшие родню в недавнем пиздеце с Министерством. Пара - с какими-то своими застарелыми травмами. И он, Марти. "Здравствуйте, меня зовут Марти. Осенью из-за меня пострадал человек. Кажется, у меня хуёво получается с этим жить."

Отдельная статья неловкости, конечно, - это что кураторкой их собрания оказывается его, блять, коллега из "Пакетика". Уна. Русская. Марти даже не знал, что она ведьма, кажется, - просто не интересовался. Знала ли она, что он оборотень? Ну наверное, она же не тупая, учитывая, в какие дни он стабильно брал отгулы. Та самая коллега, которая вот только позавчера устало спрашивала, хули он там копается, насколько она помнит, улун заваривается не десять лет. Марти избегает смотреть на неё всё собрание, теперь отлично понимая, как именно злополучный флайер, приведший его сюда, оказался там, где оказался.

После, он надеется сбежать раньше, чем ему придётся обмениваться тупыми вежливостями или, того хуже, отвечать на вопросы; плюс, даже после собрания, он всё ещё чувствует себя тут не в своей тарелке и хочет уйти как можно скорее.

Но - чувствует чью-то руку на сгибе локтя и, оборачиваясь, уже знает, чьё лицо увидит.

- Привет, - говорит так, словно не провёл в её компании весь последний час. И сознательно ничего не добавляет, надеясь, что неловкое молчание, что повиснет следом, побудит Уну распрощаться с ним побыстрее.