Небо заволокло темными тучами, море беспокойно шумело невдалеке: собиралась новогодняя гроза. Воздух в этот день был таким соленым и влажным, что Дориан то и дело замечал, как Агильберт щурится с непривычки, невольно улыбался и отводил взгляд. Хотелось лизнуть его в щеку, попробовать кожу и узнать, как ее вкус здесь будет отличаться от обычного.
Они свернули за угол, синхронно поскальзываясь на крупном камне, которым были вымощены дорожки всех маленьких извилистых улочек в магической части городка. Зимой здесь редко бывало снежно, да и вообще – ниже этак плюс десяти, но всегда как-то склизко и промозгло. Обычно ласковый ветер становился недружелюбным, пробирался под любую одежду и заставлял содрогаться от своего тепло-холодного присутствия.
Державший Агильберта под руку Дориан отпустил его и протянул ладонь вверх, сорвал мандарин с перевешивавшейся через сплошную каменную ограду ветки, а потом замысловатым взмахом палочки отпер железную калитку. В глубине сада, на одной стороне которого плодоносили цитрусовые, а на другой красовались полуголыми олива и инжир, стоял белый двухэтажный дом с резными оконными рамами.
Без стука открыв дверь – навстречу бросились два черных пуделя, сбивая друг друга с ног – Дориан позвал:
- Maman? – прислушался сквозь радостное тявканье. - Nous sommes deja ici.
Справа возникла невысокая женщина лет сорока. Ее рот, разрез и цвет глаз будто отпечатались на лице Дориана, как если бы они были наполовину близнецами. Упругие светлые локоны, небрежно рассыпанные по плечам, касались щек, белый кружевной воротник, выглядывавший из-за кремовой мантии, оттенял ее свежую загорелую кожу – Габриэль была захватывающе дух красивой, как и подобало женщинам ее вида.
Расцеловав и заобнимав сына после новогодних пожеланий, она обратила цепкий оценивающий взгляд на того, кого тот привел с собой, и, кажется, осталась довольной – по крайней мере, на вид. Попробовала поговорить на ломаном английском, сдалась и объяснила на французском, что они прибыли рановато, и обед будет готов лишь через сорок минут. Домашние эльфы только начали.
- Я буду следить. Montre notre maison а Agilbert, - велела Габриэль, всегда желавшая, чтобы у ее гостей оставались только приятные впечатления от ее дома.
- Пойдем наверх, Ажильбег', - с придыханием передразнил Дориан, когда мать вернулась в кухню, и разулыбался от того, как это звучало. – Покажу тебе, где я вырос.
В их новых отношениях было слишком много пространства для познания: будто полгода до этого они были друг другу совершенно чужими. Нетерпимому к пустоте мозгу страстно хотелось чем-то его заполнить, но приобретенная недоверчивая осторожность взывала к постепенности. Был ли это идеальный момент для знакомства с матерью? Для знакомства со всем, что составляло мир Дориана и его изнанку? Конечно, нет.
Но новый год означал новую жизнь.
Наверх по скрипучей лестнице из красного дерева – в потемневшем в преддверии грозы коридоре на почтительном расстоянии друг от друга находилось три двери. Дориан вошел в дальнюю справа. Большое окно выходило на сад, и сейчас сквозь него был слышен взволнованный шум деревьев, а невдалеке хорошо было видно набегающую на песчаный берег пену.
Комната выглядела примерно так же, как когда Дориан оставил ее несколько лет назад, перебравшись в Лондон, разве что немного нежилой. Было душно – он положил мандарин на стол, потянулся через него, чтобы приоткрыть окно, и полупрозрачные шторы начали раздуваться, словно паруса.
Дориан повернулся к Агильберту, опираясь ладонями о столешницу позади себя, посмотрел на него, а потом приблизился с осторожностью мелкого зверька и все-таки лизнул гладковыбритую щеку.
- Соленая, - прокомментировал свои наблюдения. Так он и думал.

___________________
Мы уже здесь.

Покажи Ажильберу дом.

Отредактировано Dorian Delacour (2019-11-17 16:18:48)

Не поверив своим ушам, Дориан сразу следом не поверил своим глазам. Хотелось закрыть лицо ладонями и рассмеяться. В местном воздухе, конечно, и в самом деле было что-то этакое, но не настолько же.
- Ты серьезно? – он мельком глянул на руки Агильберта, освобождавшие его от жемчужно-серой мантии, поднял взгляд и невольно впустил его язык в свой рот, не успев сориентироваться.
От жадного жаркого поцелуя внимание Дориана слегка рассеялось, и он не сразу вспомнил, что хотел сказать, когда Агильберт чуть отстранился. Мантия с легким шелестом соскользнула с плеч.
- Что ты делаешь? – прошептал он с сильнейшим из-за заплетающегося языка акцентом. Сам почти ничего не понял. – Мы ведь не одни. – У Дориана аж похолодело в животе, когда после собственных же слов он сообразил, что держит мужика за задницу в доме своей матери.
С другой стороны, почему этим можно заниматься на балконе под Дезиллюминационными чарами, а в своей детской комнате нельзя?
- Агильберт, - сказал по слогам, стараясь его вразумить, хотя заранее знал, что попытка останется безуспешной.
Обычно Дориан не ломался – ни с ним, ни вообще. Из-за этого сейчас затруднительно было подобрать слова, почему ему не следовало продолжать покрывать поцелуями его шею, зная, что от этого Дориан теряет волю. Наверное, Фонтейна забавляли устные попытки возразить, хотя пальцы давно выправили его рубашку из брюк и, задрав ее по лопатки, остались на горячей спине.
Может, недостаточно много времени прошло?.. Если бы Делакур мог, он бы сейчас фыркнул. Дома их это ни разу не останавливало.
Поколебавшись еще несколько мгновений, Дориан горячо выдохнул, прижимая Агильберта к себе скрещенными за его бедрами ногами.
- Ладно, - сказал распаленно после очередного затяжного и очень влажного поцелуя, будто в самом деле что-то решал. – Не знаю, что на тебя нашло от лизания щек, но давай по-быстрому, - он выпрямился, слегка отпрянув, и вслепую зашарил вокруг себя ладонью, затем встал, положив ее Агильберту на грудь, чтобы отстранить. – Ты знаешь, что ты – первый, с кем я целуюсь в моей комнате? – Дориан облизнул и без того блестевшие от слюны губы и очаровательно улыбнулся, хотя чувствовал себя преступником. – И где, твою мать, моя палочка? – опустил взгляд, рассматривая окрестности стола.