Брайан мог сказать, что, наверное, по-своему полюбил Итана. Черт, в его жизни не хватало таких людей, которые, хоть и имели грозный нрав, при этом могли принимать его таким, какой он был. Или не был, кто там знает, каких бы друзей хотелось бы иметь Флинт-Вуду, кроме него самого. Но в любом случае, Гудман смутно ощущал, что если, например, какая-то тварь позарится на мяско или кровь того, кто спонсирует великолепно приготовленным мясом его - Брайан перегрызет ему глотку, даже если это будет не полнолуние. Не потому, что считает их шеф-повара не способным постоять за себя, вовсе нет, иначе не совался бы к нему в особо неконтролируемые периоды своей жизни, но потому, что эта зараза плотно въелась не только в его кровь, но и в душу тоже. Иногда, когда затихала музыка и окружающие голоса, выл и рычал внутри зверь, вечно голодный, вечно обозленно-расстроенный на весь мир. Гудман с улыбкой брал то, что есть, но эгоистично считал, что этого "того, что есть" в его жизни было крайне мало, поэтому он не был готов отдать никому без боя ни единого кусочка. Поэтому скалилось до пены что-то внутри и шипело "Моё". То же касалось причем не только Итана, но и Мойры - и всех, кто был ему дорог.
А в какой-то момент внимание молодого "человека" и вовсе рассеялось, потому что этих дорогих ему, м, существ, становилось всё больше постепенно, и он чувствовал, как душевные раны, нанесенные ему в детстве и отрочестве, медленно затягивались. Главная, конечно, так и останется вечно кровоточащим рубцом - но что же, по крайней мере, он действительно начал с этим смиряться. Наконец. Однако если где-нибудь изобретут лекарство от ликантропии, он позабудет о своей бдительности и скептицизме, и попытается добраться до него первым. Черт, порою лучше смерть - чем вот так жить.
Но Брайан не унывал, да. Он предпочитал оставаться раскрытым и честным, если ему это позволяли, и радовали мелочам - а свежее мясо, черт, не было мелочью, оно играло довольно важную роль в его жизни. Не только утоляло аппетит, но и обманывало жажду смерти и успокаивало охотничий инстинкт. Не нужно никуда бежать - вот, здесь, на тарелке. Вкусно. В общем, Брайану это казалось поводом для глубокой искренней благодарности, как минимум - поэтому, постепенно всё сильнее нарушая границы, кажется, всего сущего, он мог позволить себе на секундочку-другую задержать Флинт-Вуда в не медвежьих, но волчьих объятиях в качестве благодарности за очередную порцию. Как поступил и сегодня, не видя в этом ничего такого. А потом явно заебанный после тяжелых смен шеф-повар ретировался, а Брайан вспомнил, что сегодня в пылу игры обронил куда-то на пол медиатор, и ободрал себе все пальцы в результате - но совсем немного, потому что его руки были уже приучены к подобным травмам. И вот, пока оставшийся один Гудман почти ползал по полу, ища медиатор, он сначала ощутил дуновение холодного ветра со стороны улицы, а потом уже увидел, как кто-то распахнул дверь в паб. С ноги. И Брайан уже было пожалел, что ушел даже охранник, пробормотав, что после закрытия его ничего не касается - а это оказались лишь какая-то расфуфыренная дама. И Брайан, заинтригованный, выпрямился - с медиатором в руке, который как раз нашел и ухватил в последний момент. Вскинул брови от звучащего откуда-то из прошлого века "сударь"  - а затем они бы поползли еще выше, если бы могли.
- Вашего...парня, миледи? - Шутка ли, до него даже не сразу дошло, о ком говорила эта незваная гостья. А потом его губы расплылись будто сами собой в дурацкой улыбке. Что, Итан - и вот с такой, кхм, леди? Черт, если поставить их рядом - выйдет наверняка самая комичная пара из всех, виданных им в жизни. И прежде чем ответить, Гудман прислушался к себе на мгновение - тихо. Ни уколов ревности, ни протестующего воя. Только любопытство, вполне искреннее, и легкое замешательство.
- Прошу прощения, Итан мне не говорил, что у него есть девушка. Кстати, на фоне "сударя" Ваше "парень" звучит слегка..."невтемно". - Двинул бровями, внутренне совсем, кажется, развеселившись, и сделал пару шагов к их поздней посетительнице, чтобы увидеть её, не стоя под лампой, свет которой размазывал окружающие предметы вместо того, чтобы давать им резкости. И тут он всё-таки ощутил укол - только не ревности, опять же. В нем словно задели старую, давно не игравшую струну. Эта дама показалась ему невероятно знакомой, хотя если бы он увидел кого-то такого раньше - точно бы запомнил, где именно. А потом словно приоткрылась со скрипом маленькая дверца в комнатку, посвященную давним воспоминаниям, и Брайан подумал смутно о том, что если сия мадама смоет свой макияж и чуть подправит прическу, то это сходство с чем-то из его прошлого усилится. Но чтобы быть окончательно уверенным, чтобы вспомнить, ему нужно...ощутить её запах, как бы бредово ни звучало. Но Брайан принюхался сейчас - и нарвался лишь на запах косметики, духов, пота, которым наполнился паб за день, еды, которая давно уже была съедена... Это всё сбивало его и было не тем. Чтобы добиться желаемого, нужно... не слишком ведая, что делает, Гудман шагнул еще ближе.
- Уверяю, в наших с Итаном объятиях не было ничего интимного. Я не в его вкусе. - Осклабился невольно, обнажая в улыбке зубы, чуть повнушительнее, чем у обычного человека...и чуть больше похожего на зверя, а? И затем неожиданно в голосе Брайана проявились даже обиженные нотки:
- Я обнимаюсь со всеми, с кем дружу, по-дружески! Мне нужны тактильные ощущения, я же просто во...об...в общем, очень тактильный! - Да уж, шикарно. Еще не хватало кому-то постороннему сообщить, что он - оборотень. А потом смотреть, как сверкают в обратном направлении каблуки этой эффектной мадамы.

Ох, Мерлин, чем больше эта дамочка говорила, тем сильнее она Брайану нравилась. Он округлил глаза комично от достаточно грубого выражения из уст "леди", и вообще, весь её образ не то чтобы рассыпался, но преобразовывался, что Браю нравилось куда больше, чем вся эта жеманность и неуместная порою сдержанность барышень из чистокровных семей, будто они хрустальные или какие-нибудь сахарные, и если сделают что-то не так - тут же рассыпятся или разобьются. Эта же леди легко представлялась как и за чинным чаепитием в напыщенных нарядах, так и дающей кому-то по, кхм, мужскому достоинству - вот, например, тому же Гудману, если бы оказалось, что он действительно Итана там облапывал совсем не по-дружески. Брай представил, как по нему бьёт чужой прелестный сапожок, вдруг слишком уж чётко, это заставило его даже комок в горле проглотить - но не отступить на шаг, когда дамочка шагнула к нему вплотную. Какая смелая, это же просто восторг!
- Итан - нет, а я - да. К тому же, я и так уже занят кое-кем, миледи, и не собирался даже разевать свой рот на чужое сокровище. И кстати, об этом... - В ноздри забился всё-таки какой-то уж неуместный своей явственностью запах, стоило этой мадаме подойти поближе. Не то чтобы неприятный, вовсе нет, но вызывавший слишком уж чёткие, почти кричащие ассоциации, и... в конечном итоге, если этой леди можно не церемониться, то почему ему нельзя? Но Брайану всё равно необходимо было что-то ещё, он пытался ухватиться за деталь, нить в своём воспоминании. Поэтому он взял - и ухватил "леди" за локти, на одно лишь мгновение, чтобы дернуть к себе окончательно - и склониться к чужой шее, где пахнуть должно было особенно сильно. Чёрт, не зря вампиры выбирают для укуса часто именно это место, там кожа такая тонкая, ощущается биение крови, и...сквозь духи пробирается, разумеется, пробирается наконец, всплывает нужная деталь, связанная с Хогвартсом, связанная с театром, связанная с... Быстрее, чем его таки попытаются ударить за подобную бестактность и безобразие, Гудман выпускает "леди" и отходит на шаг назад, нет, даже на два - с глазами по пять копеек, будто увидел призрака.
- Тыыы.... Скорпиус? Скорпиус МАЛФОЙ?! - Его голос от удивления летит ввысь, ха-ха, не всегда во время выступлений получается взять такие ноты. Брайан через мгновение начинает восхищенно и широко улыбаться и прикладывает ладонь к сердцу в знак признательности.
- Я не могу это ни с чем спутать, память на запахи, и... - Он ведет второй рукой в воздухе, но объяснить всё равно не может, поэтому просто опускает её. Точнее, объяснению-то всё поддается - но только при ещё одном, не совсем приятном для него открытии этого вечера.
- Я здесь - музыкант, Скорпиус. Уже год как. А ты... Какими судьбами? И почему ты... - В его улыбке нет издевки, лишь восхищение, а во взгляде - теплое любопытство. Ох, точно, Гудман хорошо запомнил Малфоя со школы, всегда восхищался его раскрепощенностью и смелостью. И мир явно не стоит на месте, потому что не будучи оборотнем, вряд ли он бы разоблачил этот маскарад. Честь и хвала мистеру Малфою-младшему?.. Хотя сейчас точнее - мисс. Точно, точно. Но они, кажется, о чём-то до этого говорили? Лицо Брайана становится непроницаемо честным, даже почти стыдливым.
- Я, наверное, и правда поднадоел Итану со своей тактильностью. Но нет, мы действительно друзья - может, меньше, чем я бы хотел, но. И ничего большего. Мне кажется, будь я последним юношей на Земле, он не выбрал бы меня. Я вообще удивлен, что...Погоди, а он вообще знает? - И дальнейших слов, чтобы были потактичнее, Гудман подобрать не может снова, просто проводит по воздуху рукой, "обрисовывая" Скорпиуса. Нет, не то чтобы он удивился, если бы узнал, что Флинт-Вуд по парням, он ещё в начале их ммм более тесного общения высказался, что относится ко всем ровно, тем более, с такими родителями. И хорошо, честь ему и хвала? Но Скорпиус - боже, не верится, - это же... феерия, а не просто юноша, вот что. О чем-то подобном Брайан и подумать не мог, а оно вот как, оказывается. Всё чудесатее и чудесатее.