дабы номинально очистить и успокоить свою совесть, руби всё-таки решила заглянуть в контору с утра. она предполагала, что хмурое лицо букмекера по другую сторону стойки не получится сломить ни слезами, ни угрозами, ни даже искренним раскаянием, однако, не могла не попробовать. мазала по щекам солёные слёзы, корила всеми словами проигравшую команду, чьё название уже едва ли вспомнит, а сама стреляла глазками из-под слипшихся ресниц.

руби пустила в ход весь доступный ей арсенал манипуляций, однако вышла из конторы с пустыми руками, но ещё большей решительностью повторить свой визит, как только на город опустится ночь. в конце концов, усталый букмекер повидал на своём веку достаточно таких актёров и актрис, и пронять его простеньким набором эмоций было уже невозможно. однако, едва ли хоть кто-то из отчаявшихся ранее душ был достаточно храбрым, наглым и упрямым, чтобы решиться бить преступление одного толка другим преступлением. руби же, с другой стороны, никогда не отличалась привычкой играть по правилам, как, впрочем, не считала себя и трусливой. именно поэтому план по возвращению семейного артефакта родился достаточно быстро; а в известность о том, что под покровом ночи девушке одной предстоит отправиться ни куда-нибудь, а прямиком на лютный переулок, не был поставлен никто. даже брат. несмотря на то, что из всего семейства вудсов джулиен всегда был наиболее близким к «доверенному лицу», да и вообще стал первоначальным инициатором этой идиотской ставки.

поначалу девушке даже кажется, что всё пройдёт куда более быстро и куда менее страшно, чем казалось при подготовке. на улицах никого нет: обычные работяги видят десятый сон, а все маргиналы сидят по своим подвалам (по крайней мере, в сознании руби все маргиналы точно проводят время в каких-то плесневелых подвалах) и не кажут носа на улицу. руби спешно семенит к перекрёстку с лютным, поправляя широкий капюшон, сворачивает и отсчитывает дома. тот, что ей нужен – старый, неприметный, с серой вывеской «букмекерская контора», неразличимой глазу в полумраке – должен быть четвёртым по правую сторону. обнаружить его несложно, но только к тому моменту, как приходит время приблизиться к двери и направить палочку на массивный замок, к горлу начинает подступать ком. и боится она не закона, и даже не хит-визардов, как его представителей – она боится букмекера с тяжёлым взглядом. ибо одному только мерлину известно, сколько скелетов таких вот отчаянных и отчаявшихся он скрывает по своим шкафам.

— портоберто, — руби решается действовать прямолинейно, по старинке, сбивая палочкой толстую цепь с замком по центру, и оставляя на его месте лишь дымящуюся скважину. ей кажется, что она создаёт слишком много стороннего шума, а потому приходится действовать медленнее: продевать цепь сквозь металлические ручки двери звенье за звеньем, затаив дыхание. впрочем, на этом преграды разумеется не заканчиваются.

— алохомора, — и кончик палочки вновь указывает на тяжёлую дверь. на этот раз все замки открываются, и двери будто бы сами приветствуют её войти. прошептав быстрое «люмос» себе под нос, и аккуратно прикрыв двери за собой, чтобы не создавать лишних сквозняков, руби проходит внутрь, вновь окидывая взглядом уже знакомое помещение.

она уже обратила внимание на то, где стоит касса, и как спланирован первый этаж: сквозь слёзные мольбы успела разглядеть каждый стеллаж и каждую полку по ту сторону букмекерской стойки – всё в книгах, и разве что тайник спрятан в одной из них. проблем добавляет ещё и то, что кольцо, хоть и будучи сильным семейным артефактом согласно приданию, совершенно не стремится ей подчиняться. у них нет связи, а потому найти его – равно как искать иголку в стоге сена. но руби упрямая, а потому она перелезает через стойку и распахивает каждый ящик, особое внимание обращая на те, что поддаются не с первого раза.

«а что, если он уже успел отнести кольцо оценщику?»
«а что, если понял, что я вернусь за ним, и забрал с собой в дом?»
«а что, если кольцо досталось кому-то более удачливому в качестве выигрыша?»
пока сомнения разной степени адекватности одолевают светлую голову руби, она продолжает искать. всё так же соблюдая некую осторожность, но постепенно теряя терпение. пока её зоркий взгляд не цепляет отдельно стоящая старинная шкатулка с деревянной резьбой и странными надписями на незнакомом ей языке. впрочем, что бы ни было написано на крышке тяжёлой коробочки, внутри неё звенит и гремит точно так, как обычно звенят и гремят украшения – и это даёт надежду, а вместе с ней и новые директивы к действию.

только вот шкатулка не открывается ни «алохоморой», ни «портоберто» – только нагревается в руках руби и будто бы противно шипит в ответ на любые попытки раскрыть её руками. даже абсолютно экспериментальные заклинания, что вспоминаются руби со времён двухнедельного бойцовского клуба в стенах хогвартса и заставляют её палочку искрить целыми праздничными салютами – и те не берут магию, которой зачарована шкатулка. в какой-то момент руби становится настолько увлечена попытками разгадать эту загадку, что теряет бдительность, и это, вероятно, становится её главной ошибкой. вероятно, какое-то из заклинаний оказывается слишком громким: за спиной слышатся шаги.

а дальше – как в замедленной съёмке. руби оборачивается, направляя на волшебника палочку и пытаясь судорожно придумать, чем его остановить; задевает шкатулку, и та падает на пол, наконец-то раскрываясь и осыпая пол десятками украшений.

— экс- экспеллиармус!.. — неуверенно выкрикивает в сторону мужчины единственное заклинание, что приходит в голову, а затем замирает, чувствуя себя полной дурой. он стоит перед ней без палочки, но сдвинутые к переносице брови выглядят в данный момент куда более угрожающе, чем любое другое оружие.