Девяносто третий год жизни самое время для философских размышлений, да? Мыслей о том, что попытки избежать повторения ошибок прошлого могут привести к еще большим ошибкам. К обидам близких, к разладу в отношениях с друзьями, с семьей, если таковая имеется. Веду ли я себя как кретин сейчас, выпроводив Лаванду из дома со словами, что помощь мне не нужна и кровь я пью нормально, хотя это была откровенная ложь, и мы оба это понимали. Она беспокоится, да, имеет на это полное право. И она права, чертовски права, говоря, что я не в порядке. Но. Я просто не вижу смысла. Зачем мне теперь лечиться, пытаться ускорить выздоровление, если я все равно выберусь из этого, а вся работа у меня перенесена на пару недель, спасибо заботливому руководству. Зачем мне сейчас латать себя, если я все равно ничего не должен и никому не нужен. Какой черт подери смысл даже пробовать. Я пробовал. Раз, два. Но все мои усилия, все что я вкладывал, все, что я хотел защитить, все это просто исчезло. Рассыпалось в пыль, и улетело, подхваченное порывом ветра так, что не найти не собрать уже невозможно.
Моя работа. Чтож, я не потерял ее, даже после того, как меня начали «недолюбливать» за уход из ОТВ. Хотя, это мягко сказано. Недолюбливать. Когда к вам и вашему… Мерлин его дери, как же больно думать.. Вашему возлюбленному в дом врывается человек с осиновым колом наперевес, это нихрена не недолюбливать. Это преступление. Это ненависть. Это человеческая жестокость, травля кого-то лишь за то, что его мысли, его поступки, сам факт его существования не укладывается в вашу картину мира. Они думали, что я стану опасен после того, как уйду из мирной правительственной ОТВ в такую вот радикальную и полную ненависти Б.А.М.С., о, нет ребята. Мы такие только в ваших головах. Я видел этих людей, и все, чего они хотят – это быть свободными, не бояться жить обычной жизнью и быть уверенными в завтрашнем дне. Это было так странно, но все существа, которых я знал, не были монстрами. Они были простыми созданиями, добрыми и способными на взаимовыручку, когда к ним относились не как к скоту или мусору. Почти все из них были гораздо человечнее волшебников. Но мир упорно продолжал не замечать этого. И крики о страшных чудищах продолжали прилетать к нам в спину.
Вообще, уход из ОТВ стал одним из следствий одного из самых крупных разочарований в моей жизни. Сколько я в этой организации? Лет тридцать-сорок, да? Я столько слышал, что вот, мы защитим вампиров, дадим им кровь, будем делать все, чтобы им было лучше, однако это привело лишь к усилению контроля над моими собратьями, без всякого намека на помощь им. Да, кровь была, но очень не долго. Мы пытались наладить поставки, но это невозможно, когда все, что видят в тебе простые люди – чудовище из старых сказок. И решать эту проблему, то, как нас освящали в СМИ никто не собирался. Так много слов было сказано, но на деле.. Очередная лживая организация волшебников, которая заманивает красивыми обещаниями, за которые потом не хочет нести ответственность. Когда я осознал, что это действительно так, да у меня просто не было другого выбора, как уйти. Уж лучше быть монстром из кошмаров, чем лицом проекта, который только и делает, что лжёт.
Отчасти, именно из-за своей принадлежности к существам я и полез в заварушку, из которой вылез с разорванным боком и поломанными ребрами. Не самое лучшее приключение в моей жизни. Все же приятнее, когда в тебя колдуют бесполезную Аваду и ты идешь себе спокойно дальше, а не нарываешься на всякие физические объекты. Конечно, эти повреждения не были для меня большим уроном. Пара литров крови, несколько часов, и я был бы полностью здоров, однако прошло уже несколько дней, а я просто не хочу ускорять это заживление. Вернемся к началу. Все о чем я тут говорил. Я старался, но потерпел крушение во всем из чего до недавнего времени состояла моя жизнь. Где-то я облажался чуть больше, где-то чуть меньше. Где-то сорвался на человека, который совсем этого не заслуживает. Да, прости Лав, я знаю, что ты хочешь как лучше, но я сейчас не могу. Потом я поговорю с ней и извинюсь за свою грубость и этот дурной настрой, но не сейчас. Все это позже-позже позже.
Сейчас я в состоянии лишь лежать в серой комнате, которая некогда была яркой от ярких бликов витражного окна, зачарованного так, чтобы солнечные лучи, проходящие без него были безопасны для таких как я. Но сейчас даже этот безопасный свет казался лишним, поэтому окно было закрыто темными шторами, а мебель в комнате становилась серой в отсутствии освещения. Сидеть в полумраке было так правильно. Сейчас я опять чувствовал тем мальчишкой, что больше шестидесяти лет назад был запутан, не знал, что ему делать со своей жизнью, и ненавидел себя. Привет, Джон, давно не виделись, мне так сильно хотелось сбежать от тебя, но синяя краска почти полностью смылась с моих волос и я снова вижу тебя, глупый потерявшийся ребенок. Ты снова один в этом царстве блеклых и грязных цветов и я откровенно не знаю, что нам с тобой делать. Я помню почему я отказался от тебя и твоего имени. Почему захотел надеть маску Михаэля Найта и жить с этим именем. Знаешь, я же просто пытался защитить одного человека, юношу, который стал для меня невероятно дорогим, чтобы не страдать, как страдал ты, после того, как потерял ее. Амели. Маленькая девчушка, которая ни в чем не была виновата, которая стала жертвой моих поступков, того что я полез куда не просят. Знаешь, Джон, все повторяется, вот только в этот раз он тоже в этой буре. И я не знаю не уничтожит ли его очередной порыв ветра. Конечно, я знаю его. Я верю в него. Я видел своими глазами, каким сильным и храбрым он может быть. Вот только… Мне очень страшно. И больно. Очень больно, что теперь я не имею права даже подойти к нему, не говоря уж о защите его. И это то, в чем я облажался крупнее всего. Брай. Брайан. Лоуренс. Ларр… Хотя нет, этим именем я не имею права его называть. Я подвел его. Я видел, как в его глазах разбивалась надежда, как он не верил в то, что я говорю, а я как дурак все несся и несся, не желая остановиться. Ведь знал же, он гордый и свободолюбивый, и моя попытка защитить его будет воспринята вот так, но нет, надо продолжать, надо говорить ему, мол вот, смотри, давай сбежим и все у нас будет хорошо. И что же? Все. Точка. Нас больше нет, сиди Михаэль, или Джон, или в какое обличие ты хочешь убежать на этот раз, маленький трусливый кровосос, и пожинай плоды своего страха, потому что это все, что тебе остается. Сидеть в серой комнате и жалеть себя. Это все, что ты можешь.
Я потерял счет времени. Сколько прошло? Час? Два? Десять? Или может пара минут, а Лав все еще обиженно стоит за дверью и думает, уйти ли сейчас, или вернуться и хорошенько накричать на меня? Ровно в этот момент раздается звонок во входную дверь. Кого бы это могло принести? Лаванда заходит, если не сказать залетает ураганом в мой дом, всегда как-то его изменяя, сама, а других гостей мне вроде как ждать неоткуда.
-Там открыто!- стараюсь крикнуть, в надежде, что мой подсевший голос будет услышан. О том, что голос сел я узнаю только в момент крика. Может быть это из-за того, что я даже воды никакой не пил, обычно-то всегда где-нибудь с кем-нибудь или молочный коктейль, или стаканчик кофе, удавалось выпить, а тут ничего. От мыслей меня отвлекает звук шагов. Он кажется болезненно знакомым. Но я же ошибаюсь, да? Нет. Нет-нет-нет. Скажите мне, что это очередной мой кошмар, что я нахожусь во сне, потому что я не готов. Пожалуйста, кто угодно но не он. Я не готов с ним говорить, не готов. И он не должен видеть меня в таком состоянии. Пожалуйста нет.
Резко дергаюсь, и стаскиваю с края дивана покрывало, чтобы скрыть бинты. Хотя бы так. Я..Ммм.. Просто отдыхаю, да. Просто обычный вечерний (сейчас же вечер, да?) сон. -…Привет. Прости, я тут немного.. Ты за вещами, да?.. Или? – Голос звучит сдавленно, я даже не пытаюсь скрывать боль и панику от того, что я вижу его. Конечно, мы оба были на собраниях Б.А.М.С., но там я старался затеряться, не подавать виду, не подходить, потому что знал, что не заслужил право общения с ним. Для него я трус и дезертир, тот, кто сбегает еще до начала боя. Я не имею никакого права находиться рядом с ним. Вот только сейчас он тут на пороге моей гостиной. С этими взъерошенными темными волосами и угольками темных глаз. Его взгляд прожигает меня, черт, если бы я мог, я бы хотел умереть сейчас от одного лишь этого взгляда. В любом случае, я действительно виноват перед ним. Возможно он все еще зол и пришел помочь мне в моих страданиях. Усилить их, уничтожить меня ими. Что же он скажет? Возможно что-нибудь, что заставит меня разувериться в себе окончательно и пойти куда-нибудь, да к тому же Феликсу, например, и напроситься на кол в сердце? Мне страшно. Но ничего хорошего я не жду. Ничего хорошего уже просто не может быть. Я проиграл эту игру под названием жизнь.
[status]кусок разбитого льда[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/7d/a5/12/57713.png[/icon]

Имею ли я право сейчас говорить с ним? Он ураганом врывается в мою жизнь, переворачивает ее, и я снова чувствую, что все так, как должно быть. Он тут. Он стоит передо мной и говорит о том, что ему не все равно, что ему было плохо без меня, из-за того, что я сделал с собой. И я чувствую это. Актерам свойственна эмпатия, и я буквально на себе ощущаю те эмоции и чувства, которые он переживает. И это ранит. Эта боль намного сильнее той, что охватывает мой бок. И я хочу шевельнуться. Подняться, подойти к нему, помочь, но знаю, что стоит мне пошевелится, и станет видно, что я действительно с собой сотворил.
- Я… Я просто не хотел оставаться в твоих глазах трусом. Ты единственный, кого я когда-либо хотел уберечь, но, именно в этом и была моя ошибка. Прости меня, - опускаю глаза, не в силах смотреть на свет и Брайана. Он так близко, но я понимаю, что я не смогу его коснуться. Словно в жаркий солнечный полдень он выбежал на улицу, а я остался в тени, без всякой возможности спрятать кожу от светила. Я не могу побежать за ним и не могу встать сейчас, чтобы оказаться рядом. Не думаю, что я даже имею право протянуть к нему руку. Даже когда он подошел и навис надо мной. Так близко. Он такой красивый и желанный, даже уставший, он прекрасен. Но я не должен его трогать. Я просто не имею права на это.
- Лав, да? Ох... Я не думал, что она решит позвать тебя. Я, если честно, был довольно груб с ней последнее время. Это действительно ужасно, то, что я делаю с ней и с тобой. Я могу только ранить вас или отталкивать. – следующие слова мне подобрать невероятно сложно. Каждое дается с трудом, я словно раскаленными щипцами достаю их сам из себя, не щадя, терпя эту прожигающую насквозь боль. - Честно говоря, я не ждал что ты придешь. И я не могу поверить в то, что ты сейчас тут. Я не ждал, думал, что все кончено. Ты исчез из моей жизни, и я даже предположить не мог, что после этого ты вновь окажешься рядом. Я допустил ошибку, и до сих пор не верю, что достоин прощения.
В одном он точно прав. Комната, теперь заполнена цветным светом выглядит намного лучше. Вот только я не чувствую, что этот свет проник внутрь меня. Мои волосы все такие же пепельные, как были много лет назад, когда я носил другое имя и был буквально другим человеком. Наверное, в этот раз вернуть себе цвета будет сложнее, чем в тот раз. Конечно, белый намного лучше, чем какой-нибудь черный, потому что его можно использовать как базу, нанося слой за слоем яркие мазки. Однако, для этого у художника должны быть краски, вдохновение и силы на творчество. И если художник в моей жизни – я сам, то не думаю, что у меня хорошие шансы достичь чего-либо. И мне от этого немного больно. Чего он хочет от меня? Чтобы я снова был ярким? Но, уж простите, Мои волосы выгорели и теперь я вот такой вот. Какой есть. И сил на то, чтобы что-то менять у меня сейчас нет. Я голоден, и, если раньше я мог этого не замечать, то теперь все не так. Он рядом, такой теплый, волнующийся. И мне отвратительна мысль о том, что я могу его ранить, потому что он слишком живой. Потому что я все еще остаюсь монстром. Он когда-то назвал нас монстрами, да? Ну, в отношении меня он прав. Как еще можно назвать того, перед кем стоит его возлюбленный, и у кого от этого скручивает желудок.
- Я тебя тоже люблю. И, да. Ладно. Я позабочусь о себе. Чуть позже. Хорошо? – А что я должен сказать, что я не хочу сейчас вставать, чтобы он видел мой порванный бок? Голод я перетерплю. Не в первый раз. Но я все еще не хочу, чтобы он видел то, что со мной случилось. В одном он прав. Солнце скоро сядет и хорошо бы до этого времени поменять бинты и подняться наверх, хотя это будет довольно долго, Учитывая, как мне неприятно двигаться. Но… Не при нем же. Он и так волнуется, я вижу это, чувствую. Тем более сегодня полнолуние. А ему довольно далеко добираться до дома, если, конечно, он не хочет остаться тут, со мной. Но ведь я не могу на это рассчитывать, да? –Сейчас… Мне надо немного отдохнуть. И я бы не очень хотел, чтобы ты видел, как я привожу себя в порядок. Зрелище довольно жалкое и жуткое.