Среда была самой обыкновенной. Как обычно в Шотландии шел дождь, как обычно пейзажи за окном изображали все оттенки серого, как обычно совы доставляли ему каждые несколько минут новый пергамент. Несмотря на то, что новое здание для его департамента уже выделили, он все равно предпочитал работать из дома, насколько позволяло его расписание. Конечно, молния редко била два раза в одно место, но за пятьдесят с лишним лет жизни он вполне мог исчерпать свой запас везения, и просто так рисковать ему не хотелось. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь настанет момент, когда Оливеру Вуду не захочется рисковать лишний раз.

Он грустно подумал, что это и называется старостью.

Вообще-то, если бы дело касалось кого-то из его семьи, то он не задумался бы ни на секунду. Но работа не казалась ему достаточно мотивацией. Тем более из-за повисшей в воздухе грозы все эти попытки устроить игры и отвлечь население казались ему жалким фарсом.

Бонусом к работе из дома шло то, что теперь он не задерживался на работе, и если этого не делали остальные домочадцы, видели они друг друга немного больше. События последних месяцев, кажется, всколыхнули почти затихшие за тридцать лет воспоминания о войне, и Оливер почти постоянно фоново ощущал волнение за всех них. Не мог иначе.

Только вот Итана, давно уже не живущего с ними, он видел не настолько часто, как ему бы того хотелось, хоть и принимал его выбор. Он-то сам в его возрасте уже ребенка растил с Маркусом, не то что жил отдельно. Но для Оливера оба их отпрыска оставались детьми, сколько бы лет им не стукнуло.

В эту самую обыкновенную среду он был дома один, не считая собак, потому что Маркус вместе с Эжени, конечно, были на очень-важной-внеплановой тренировке, когда вдруг внизу послышался шум. Судя по тому, с какой радостью собаки бросились вниз, это были явно не грабители (хотя Оливер посмотрел бы на полоумных грабителей, пытающихся ограбить их дом). Впрочем, Снитч любил всех, а вот Бладжер только домочадцев, поэтому Вуд тут же разрешил себе отложить контракт, который он перечитывал в пятый раз, и тоже отправился вниз.

Будто прочитав его невеселые мысли, в коридоре образовался сын, правда, вместо привычного фонтана энергии он представлял из себя в лучшем случае лужу. И точно не энергии.

- Итан, - Оливер все равно радостно бросился к нему, отпихивая собак и сам обнимая своего почти двухметрового сына. - Я так рад, что ты заскочил! Что-то случилось? Хочешь шоколада? Или сразу пива?

Сколько бы лет не было Итану, каким большим бы не был размер его ноги и какой явной не становилась двухдневная щетина - он все равно оставался для него ребёнком. И все его проблемы были важны. Они с Маркусом никогда не душили детей вниманием или гиперопекой, но старались дать им уверенность, что они всегда могут прийти к ним. Что бы ни случилось. И в душе Оливеру было очень приятно, что даже в двадцать семь лет Итану хотелось приходить домой и жаловаться, пусть теперь проблема была серьёзнее соседского мальчика, отказывающегося отдавать квоффл.

На самом деле, сам Оливер не особо любил шоколад, да и сладкое в целом. Он всегда ассоциировался у него с бесконечными часами в больничном крыле, когда шоколад, вроде как, должен был перебить противный вкус зелий, но в итоге делал только хуже. Ну и с теми неделями после Битвы, когда он сидел рядом с Флинтом и от стресса уничтожал те немногие сладости, что ему присылали. Флинт все равно толком не приходил в себя и кроме зелий есть ничего не мог.

Но горячий шоколад стал для него особым ритуалом, их с детьми способом побыть вместе. Как когда-то делал его отец. Поэтому Оливер привычно достал небольшую кастрюлю из шкафчика и наполнил ее молоком. Следом он достал упаковку какао, корицу, кардамон и маршмеллоу. Руки двигались уже сами, без участия головы, но Оливер все равно едва заметно вздрогнул от вопроса и обернулся к сыну, недоуменно вскидывая брови:

- Да, нравились, я ведь даже встречался несколько месяцев с Кэти в школе, помнишь ее?

Обсуждать вопросы сексуальной ориентации было бы сейчас немного странно. В конце концов, Итан, кажется, лет десять назад должен был утрясти для себя все, но с другой стороны, Оливер отлично понимал, что в человеке не было ничего постоянного. И если что-то вызывало у Итана сомнения - он готов был поддержать и помочь.

Но следующий вопрос Итана на самом деле застал его врасплох. Это были уже что-то новое. Но Оливер сначала снял с огня уже подошедший шоколад, разлил по ярким гриффиндорским кружкам, от души насыпал сверху зефирок, добавил несколько капель огневски, поставил одну чашку перед сыном и только потом ответил:

- Человек, в которого я влюбился, оказался Флинтом, а это в разы хуже, чем какой-то там абстрактный мужик, - улыбаясь, Оливер сел напротив Итана. - Но вообще, ты же понимаешь, что во всех этих любовных клубках дело совсем не в поле. Так что, я думаю, в первую очередь я бы крайне удивился. А теперь расскажи мне все по порядку, хорошо?

Он потрепал Снитча по ушам и выжидающе поднял взгляд на сына.

Оливер едва поборол желание потрепать Итана по волосам и прижать к широкой отеческой груди. Сколько бы лет ему ни было, реакция на его проблемы у Оливера была одинаковая. Сложно было представить теперь, что когда-то он так боялся заводить ребёнка. В итоге это оказалось одним из лучших решений в их жизнях.

На самом деле, Оливер даже не мог вспомнить, говорил ли с ним Итан про любовь когда-то. Он сам был не особо влюбчивым, Маркус оказался единственным попаданием и, к счастью, взаимным, и, кажется, сын тоже пошёл в него (на самом деле, в них обоих). На мелочи они все не разменивались, и даже в голосе Итана он слышал такую же обречённость, что была у него в мыслях, когда они с Флинтом расстались после школы. Ностальгия внезапно накатила так, что Оливер даже вздохнул тяжело. Прекрасное было время тогда: война ещё не началась, самой большой проблемой казалось попасть в команду и разлюбить слизеринского капитана.

История Итана звучала, конечно, крайне фантастично. Оливер слабо себе представлял, как можно было не отличить девушку от парня, хотя во времена своего активизма с кем только не общался, но осуждать не собирался - случилось и случилось, теперь нужно было разгребать последствия.

- Да, как-то не очень хорошо с его стороны получилось, мне очень жаль, что с тобой такое случилось, - Оливер задумчиво отпил шоколад, стараясь не морщится от сводящей скулы сладости. В нем боролось как будто две сущности. Одна вопила: «мою деточку не достоин какой-то обманщик!!!», а другая настойчиво говорила не лезть, когда знаешь только одну сторону, и дать им самим разбираться.

- Любовь - такая сложная штука, Итан, - он улыбнулся и всё-таки потрепал его по волосам, перегнувшись через стол, - я понимаю, что тебе сейчас обидно и больно, и ты имеешь полное право на эти чувства. Но, все же, подумай и не руби все сразу с плеча. Вы ведь о чём-то разговаривали все это время, что между вами происходило, что заставляло тебя влюбиться. И ну, это не зависит от его пола, и, как ты сам думаешь, было ли это все настоящим? Искренним?

Он потряс чашкой, заставляя маршмеллоу тонуть в шоколаде чуть быстрее, и всё-таки сказал то, что крутилось на языке.

- В твоём возрасте очень легко быть критичным, но, на самом деле, в жизни нам так мало попадается людей, с которыми по-настоящему хорошо… А он чём-то пытался объяснить этот обман тебе? Были же какие-то причины у такого странного поведения, тем более, если говорит, что давно тебя знает. Он не мог не понимать, как ты расстроишься, когда узнаешь.