ДЭВИН ХЭЙВОРД
Davin Hayward
| ВОЗРАСТ: 38 лет, 15.07.1989 |
ИМУЩЕСТВО
Волшебная палочка: первая: сердечная жила дракона и виноградная лоза, 11 дюймов; вторая: хвостовое перо птицы-грома и тис, 15.5 дюймов
Средство передвижения: предпочитает аппарацию, при необходимости использует иные доступные способы передвижения
Артефакты: клык вампуса, позволяющий невербально использовать легилименцию
ИСТОРИЯ
Родственные связи:
Огастус Ламбус – отец; Изабелла Висконти – мать; Марчелло Висконти – старший брат; Альфред Ламбус – сводный брат; Офелия Ламбус – сводная сестра, Франческо Висконти – дядя.
В её тёмных как смоль волосах бессовестно забавляется солнце, а на губах улыбка полна нежности и неуёмной печали – словно прекрасная принцесса из наизусть заученной сказки, Изабелла скрывается от окружающего мира за высоким-высоким забором, в огромном-огромном доме, вход в который охраняется злым и страшным драконом, что заявляется всегда без спроса, что упивается её красотой в на ключ запертых комнатах и держит, держит взаперти. Изабелла Висконти – самая красивая мама на всём белом свете, за эту правду маленький Гвидо готов драться до разбитых носов и коленей, да только драться практический не с кем, старший брат с этой истиной полностью согласен. В непомерно большом доме их всего лишь трое – не считая домашних эльфов, конечно. В непомерно большом доме ты кажешься себе самым настоящим узником, если выбираться за высокие-высокие стены разрешается не чаще раза в пару недель, да и то, исключительно под присмотром матери, что обязательно велит тебе возвращаться в самый разгар игры с детьми с соседской фермы. Изабелла Висконти – самая красивая мама на всём белом свете, а за красоту приходится расплачиваться самыми неприятными способами. Для него она – желанный приз, что всегда ждёт за высокими стенами, пока в собственном доме осточертевшая жена нянчит извечно орущих карапузов и никогда не задаёт лишних вопросов. Для неё он – главная любовь всей жизни, ради которой нестрашно отказаться и от собственной семьи, и от удачного брака, от собственной свободы, права выбора и возможности строить планы, устремлённые в далёкое будущее. Огастус Ламбус – человек с очень тугим кошельком и тёмными связами в магическом мире, способный устроить беззаботную жизнь не только для двух своих семей, но для целой сотни, двух сотен, а может быть даже и тысячи. Огастус Ламбус – это отец, что из всех возможных праздников посещает только дни рождения собственных сыновей, а в прочие посещения дома за высоким-высоким забором одаряет разве что парой слов мимоходом, лишённых какого-либо участия. Называть отцом Огастуса Ламбуса у маленького Гвидо язык едва ли поворачивается. В его «сэр» больше учтивости, нежели сыновьей привязанности, а на вопрос «Что подарить тебе на твой девятый день рождения?» он просит самую-самую лучшую книгу об истории магии – если я стану самым-самым великим волшебником, ты останешься жить с нами? После твоего ухода тёплая улыбка мамы выглядит особенно печальной.
Первое письмо матери из Ильверморни выходит особенно длинным: здесь и про распределение на факультет, и про новых друзей, про преподавателей, про Марчелло, что ходит слишком уж важным и здоровается с младшим братом будто бы снисходительно. Первое письмо остаётся без ответа целую неделю, прежде, чем в школу заявляется незнакомый человек с вестью о том, что Изабелла Висконти скончалась. То ли от болезни, то ли от несчастного случая, то ли от неудобного заклинания. Больше не маленький Гвидо не спрашивает о причине, он целый час стоит у могильной плиты и никак не может поверить в эту утрату – ну вот же её лоснящиеся на свету волосы, вот же прелестнейшая улыбка, вот же, всё стоят перед глазами. В школу Гвидо возвращается ещё более задумчивым, с большей яростью защищающим имя матери, с испепеляющим желанием узнать, как можно больше, стать как можно лучше – лучше всех. В доме за высокими-высокими стенами он с тех пор ни разу не оказывается. Любовь к прекрасной любовнице на собственных детей не распространяется, родители матери слишком давно порвали с предательницей все связи, да только мамин брат тайком от прочей родни принимает почти что сирот со сдержанными, но распростёртыми объятиями. Одинокий чудак-исследователь, жизнь положивший на изучение магии коренных народов Америки – в его обширной библиотеке Гвидо проводит все каникулы напролёт, задаёт бесчисленные вопросы, на которые у школьных учителей не всегда хватает терпения давать ответы. Если он станет самым-самым великим магом, отец наконец вернётся, заберёт в дом за высокими-высокими стенами?
Это с самого начала была плохая идея. Это с самого начала была его, Гвидо, плохая идея, потому что Дерек Смитт – не тот друг, что станет отговаривать тебя от самых плохих идей. Летающая метла – это отличное средство передвижения, что не чувствует усталости, не попросит у тебя воды или еды даже после целого дня полётов. Во время долгожданных каникул на метле можно исследовать все близлежащие окрестности и забраться даже туда, где прежде никогда не бывал, необходимо лишь взять с собой большой запас любопытства и смелости. Лететь домой в столь плохую погоду вопреки здравому смыслу – это очень плохая идея. Но на улице уже слишком темно, они во многих сотнях километров от дома, а поблизости нет ни души, всё только деревья да камни. Они летят под настоящем ливнем в надежде, что вот-вот вылетят из-под тучи, летят уже пару часов без остановки, прежде чем Гвидо под вспышку молнии соскальзывает прямиков вниз. Вниз, вниз, в широкую бурлящую реку, что бьёт тебя об острые камни, что тянет ко дну и лёгкие водой наполняет.
Ему снятся странные, полные диковинных образов сны, а когда он просыпается, тело ломит от тянущей боли и усталости, резкий горький запах пробирается в ноздри. В небольшой странной комнате слишком дымно, слишком жарко. Он открывает глаза и пытается пошевелиться, но выходит не слишком уж удачно, да этого оказывается достаточно, чтобы привлечь внимание сидящего неподалёку человека. Собственный голос кажется совершенно незнакомым, слабым, но Гвидо хватает всего нескольких вопросов, чтобы понять, что почти что смертельное падение обернулось для него находкой того, на что дядя положил многие десятилетия собственной жизни. От вливаемой в рот жидкости тянет в сон и снятся самые чудные сны, но пребывая на грани сознания Гвидо Висконти просит разрешения остаться, просит научить, просит помощи стать лучше.
Гвидо Висконти умирает на семнадцатом году жизни, будучи погубленным магией самых ортодоксальных племён Северной Америки.
На визит к самому Огастусу Ламбусу прорваться не так-то просто, но высокому человеку в довольно драном пальто хватает и десяти минут, чтобы уговорить прислугу практически вытащить из постели готовящегося ко сну хозяина. В дорогом кабинете за плотно закрытыми дверями они разговаривают по меньшей мере три часа без перерыва. За закрытыми дверями безостановочно звучит практически один лишь негромкий голос, перебиваемый короткими вопросами и ёмкими согласиями голоса второго. Они разговаривают долго, они разговаривают неспешно – такие вопросы не терпят спешки, а жаждут внимания высшей степени значимости. Грег Такер выходит из кабинет неприлично богатым человеком. Огастус Ламбус выходит из кабинета человеком значительно обедневшим, приобрётшим куда более ценное, чем все возможные деньги мира – за купленные годы жизни можно сколотить ещё десятки, сотни подобных состояний.
Весть о величайшем целители по Нью-Йорку распространяется удивительно быстро, одного лишь имени Грега Такера становится достаточно, чтобы число посетителей очередной вечеринки увеличилось в два, а то и три раза. Грег Такер умеет красиво говорить, Грега Такера особенно приятно слушать. В его словах будто бы скрывается разгадка самых удивительных тайн вселенных, он обещает объяснить, обещает научить, надо только лишь верить и следовать. Число последователей увеличивается в геометрической прогрессии, слишком быстро добираясь до той самой отметки, после которой о контроле над живым организмом не может вестись и речи. Общество побеждающих смерть пожирает собственного предводителя. Общество верящих в вечную жизнь разбивается на бессмысленные единицы, а нескольких лет оказывается достаточно, чтобы память о нём перешла в ранг глупых небылиц и до противного заезженных историй.
Ясным утром холодной весной 2026 года на британский берег сходит Дэвин Хэйворд, о котором известно разве что то, что прибыл он из Америки и является весьма состоятельным волшебником. Дэвин плавно, но больно уж уверенно, вливается в магическое сообщество Британии, заводит всё больше знакомых, посещает всё больше домов, где всё говорит, говорит, говорит и говорит так уверенно, так ладно, что слушать хочется без остановки. Говорит будто бы очевидные, но от того не менее важные вещи. Говорит, что общество само лишает себя всех прелестей собственного положения, что магия отдаляется от своей сути, от природы, что лежит в основе всего – слушать его приятно, слушать его удивительно увлекательно. Слушателей становится всё больше и больше, слушатели самозабвенно становятся учениками, перебираются поближе к учителю, в просторный дом без высоких-высоких стен, где вводятся свои порядки, где зарождаются свои права и обязанности. Дэвин Хэйворд презрительно морщится всякий раз, когда слышит, как к уже полюбившему названию «К Истокам» кто-то прибавляет противное слово «секта» – «К Истокам» ни у кого ничего не требует, «К Истокам» разве что предлагает. Предлагает помощь, предлагает знание, предлагает свет, что затуманился в противной повседневности и вот-вот исчезнет, если вовремя его пламя не разжечь. «К Истокам» не остаётся равнодушными к общему горю. Трагедия в Лютном переулке выпивает все силы, трагедия оборачивается несправедливым провалом – они должны помочь, они единственные на это способны, но иногда даже самого жгучая желания сделать лучше оказывается недостаточно.
Да и можно ли разжечь пламя без огня?
СПОСОБНОСТИ И УМЕНИЯ
• Удивительно харизматичный оратор, чьими идеями очень быстро проникаешься, за которым очень уж хочется следовать. Помимо врождённых навыков красноречия, использует артефакт, позволяющий использовать легилименция и тем самым лучше воздействовать на окружающих людей.
• Специалист высокого уровня в области целительной магии. Именно её возможности выдавал за способность продлять жизнь человека.
• На достаточно высоком уровне владеет беспалочковой и стихийной магией, что тщательно скрывает.
• Неплохо разбирается в зельеварении.
• Умелый лжец.
СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ
Основатель и лидер организации «К Истокам».
СВЯЗЬ С ВАМИ: VK/Telegram/etc. | УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ: Активное |
Он вставляет вилку в розетку, за чем следует поразительно громкий щелчок, вырубается одиноко весящая лампочка на кухонном потолке. Руку он, безусловно, одернуть так и не успевает. Его бьёт током, правда не очень сильно – достаточно лишь для того, чтобы наполнить весь узенький домишка всеми самыми значительными высказываниями в адрес милости Божьей. Клиффорд судорожно оглядывает руку, – нет, так определённо не пострадала, – после чего всё также рассыпая всевозможные ругательства, оглядывает проклятий чайник. Единственная кнопка прожиматься всё никак не желает, но оно и не мудрено, если перестала гореть лампочка, значит пробки выбило во всём доме. Он вернулся сюда не больше двух недель назад, однако место расположения щетка из его памяти стереться ещё не успела. Электричество он возвращает быстро, переводит в необходимое положение всего пару небольших рычажков – о новом ударе тока как-то даже и не думается. В одно место молния не бьёт дважды, да и Господь после столь громко сказанных слов обязательно должен был обратить на него внимание. Клифф возвращается к чайнику, снова пытается нажать на кнопку, но та определённо никак не желает запускать процесс кипения. Процесс проговаривания бранных слов стартует во второй раз.
Всю дорогу до ближайшего магазина он причитает и ворчит почти что вслух – его негодованию просто не хватает места в одной черепной коробке. Его не было всего каких-то несколько лет, как можно было умудриться за это время довести несчастный электрочайник до такого плачевного состояния? И это просто лишь очередная вещь, что достаточно несложно заменить. А что насчёт людей, которых он был вынужден передать в руки совершенно незнакомому священнику? Незнакомому и, очевидно, совершенно небрежному человеку. Он бежал столь быстро, паковал собственные малочисленные вещи в один небольшой чемодан и даже не успел лично познакомиться с тем, кому должен был отдать всё то, во что вкладывал собственную душу те недолгие годы, казавшиеся ему тогда настоящей вечностью.
Прогуливается между рядами разноцветных чайников он с завидной тщательностью, будто речь идёт не о предмете быта, а какой-нибудь новой казуле. Самый дешёвый вариант не подходит – ещё одной подобной покупки его кошелёк в ближайшие несколько месяцев определённо не переживёт. Это и сейчас скорее порыв скопившейся нервозности, воду в крайнем случае можно и в кастрюле покипятить. Однако он всё ходит и ходит, даже задумывается о том, чтобы в этот раз отдать предпочтение самому обычному чайнику, что ставится на плиту и потом очень пронзительно свистит. Но одна мысль о том, как тишину почти что пустого дома нарушает пронзительный звук, заставляет его поёжиться – из Глазго он тоже бежит, правда теперь по совершенно иной причине.
Белый, всё-таки пластмассовый – он опускает массивную коробку в корзинку для покупок, когда оказывается уже в продуктовом магазине недалеко от его будто бы нового, но всё же отчаянно родного дома. С большим пакетом в одной руке и коробкой под мышкой второй, Клиффорд, совершенно измученный ненавистными блужданиями по магазинам, наконец выбирается на лишь самую малость потемневшую улицу. Большой пакет и коробка почти что выпадают из его рук, когда он, на заплетающихся ногах и с ещё более чем обычно потухшим взглядом, наконец подходит к собственному крыльцу.
Нет, избежать встречи с ним было решительно невозможно. Такие как он не уезжают из города, они выползают из материнских юбок, чтобы забраться под навес узких улочек и маленьких пакетиков. Такие тоже обязательно добиваются успеха, пусть и в несколько противоположном смысле, эти имена люди со временем учатся произносить шёпотом. Возможно, в этой и есть толика его вины тоже, но о такой вероятности Клиффорд даже и не думает. Собственно, сейчас он в принципе не особенно думает – застревает на месте, в ту же самую секунду, как только замечает эту сгорбившуюся на скамейках фигуру. В ту же самую секунду, как узнаёт его.
Даже голос успел перемениться. Узнал бы он его, услышь в какой-нибудь тёмной подворотне? Непременно. И Клиффорд бы даже не удивился, стань этот голос последним, что он услышал бы в своей жизни – не потому, что плох говорящий, но потому, что действительно это заслужил.Ему даже не нужно его разглядывать, чтобы убедиться в личности сидящего перед ним. Это он. Непременно он. Когда-то он изучил каждый сантиметр этого тогда ещё гораздо менее громоздкого тела, чтобы теперь не сомневаться ни на секунду. Те же несколько взлохмаченные волосы, даже поза всё та же – такая измученная, такая вымученная. Он не сводит с него взгляда, не пытаясь удостовериться в истинности сделанного вывода, а лишь по той глупой причине, что, кажется, всё это время действительно хотел лишь его видеть. Всё такого же пронзительно одинокого, в этой многотысячной толпе грешников.
С места он сдвигает себя разве что усилием воли. Подходит ближе, останавливается всего в каком-то шаге от него, и практически молит Господи о том, чтобы он наконец поднял на него взгляд своих девятикруговых глаз.
- Подержи, пожалуйста.
Бог снова глух к его молитвам, разросшаяся во все стороны фигура поднимается лишь после того, как внемлет устам того, кто со святым Петром навряд ли встретится. Теперь он смотрит на него снизу-вверх, и это чертовски странно чувство, олицетворяющее неизбежный ход времени. Ему хочется разглядеть его получше, отделить черты нового лица от лица старого, но Клиффорд слишком быстро тушуется, отводит взгляд и протягивает эту чёртову коробку.
Суетливо он лезет в противоположный карман джинсов, ключи гремят слишком шумно. Его не нужно просить отойти в сторону или отпихивать рукой – он пропускает Клиффа без лишних объяснений. В замочную скважину ключ попадает совсем не с первого раза, даже не со второго, правда в конечном итоге поворот следует за поворотом, и дверь поддаётся нервному усилию открывающего.
- Заходи.
Дом встречает их тёмной пустотой закономерности.
