МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ КОРНИЛОВ
Maxim Kornilov
ВОЗРАСТ: 28 лет, 1.04.2000 |
ИМУЩЕСТВО
Волшебная палочка: яблоня, перо феникса.
Средство передвижения: ноги, метла, аппарация - в порядке приоритетности.
ИСТОРИЯ
Отец - Юрий Андреевич Корнилов, полукровный волшебник, спортивный журналист и комментатор
Мать - Иниго Фуэнте Марреро, чистокровная волшебница; экс-ловец Сборной Испании по квиддичу, участница Чемпионата мира 1994 года
Дед - Андрей Евгеньевич Корнилов, маггл, научный сотрудник в магической Теберде, Карачаево-Черкессия
Они жили в вечных разъездах - он, отец и мать - с перерывами на дни рождения, Рождество и ещё одно Рождество, первое из которых проводили с многочисленными родственниками в Валенсии, а второе - в Черкесске у дедушки. До восьми лет мир для Макса был ассоциирован с красной замшей маминой мантии, чёрной нашивкой в виде силуэта летучей мыши - талисмана «валенсийских воронкоухов», - щелканья табло и криков болельщиков; отец таскался с ним на матчи и пресс-конференции по всей Европе, едва он научился сидеть, и с тех пор они не пропустили ни одной игры Иниго. Не то чтобы его родители помешались на квиддиче, вовсе нет. Это было одно из негласных правил их маленькой семьи: куда угодно, но везде - вместе.
Со своим будущим супругом Иниго познакомилась в 1994 году, во время Чемпионата мира в Великобритании. Всего на конец спортивной карьеры на её счёту были четыре Чемпионата мира, 17 лет в Испанской лиге и два года в «стоунхейвенских сороках», как шутил Юрий - «под занавес». Там же она познакомилась с Робертом Трюком, или, как его называли в команде - «Боб». Макс с ним тоже познакомился, но много позже и при отличных обстоятельствах. Впрочем, обо всем - по порядку.
Они готовились к очередному отъезду, когда сова принесла письмо. При более детальном рассмотрении выяснилось, что писем было два. Они сели за стол, родители - друг против друга, Макс между ними. Обоим - Иниго и Юрию - было очевидно, что эта станция - конечная. Что им, что Максу нужен дом - настоящий дом, а не номер в гостинице. Другой вопрос - где. Они долго и напряжённо смотрели друг на друга, два невозможных упрямца из двух разных миров.
Во Франции было - море и жареные каштаны. А в России был снег. К тому же, Макс скучал по дедушке. Иниго вздохнула и письмо из Шармбаттона разорвала почти без сожалений. В конце концов, семья - важнее, чем принципы.
Пока родители спорили, в какой цвет покрасить стены в его новой комнате, Макс эвакуировался к деду в Теберду. На плато, помимо них, жил карачаевский шаман Захария и его белоголовый сип. Захария был совершенный отшельник и вниз спускался изредка - за тушёнкой и нефильтрованным «карачаевским». Дед иногда составлял ему компанию - когда хотел отдохнуть от людей. Последний раз он поднялся на Хатипару года три назад и с тех пор больше не спускался. Не надолго, по крайней мере.
Охоту здесь не вели: как-никак, заповедная территория; втроём они спускались в субальпы, собирали зверобой и иван-чай, горичавку и золотарник; вечером, едва заходило солнце и температура падала в раз на двадцать градусов, сидели у костра, грели руки о чашки с амарантовой кашей. Нужно уметь выбирать, говорил дед, и огонь освещал его спокойное скуластое лицо с аккуратной седой щетиной, играл бликами в прямоугольных стёклах очков. Так однажды, познакомившись со своей будущей женой - волшебницей, он выбрал её мир заместо своего. Потому что, живя на два фронта, рискуешь пролететь по обоим. Потому что семья - важнее, чем принципы.
Любовь Корнилова не дождалась рождения внука, но даже после смерти супруги Андрей не вернулся в маггловскую Москву. «Отказываться от своих слов - по меньшей мере малодушно. Принимая решение - даже самую мелочь, - надо понимать, что это решение - на всю жизнь».
Позже, по переезде в новый дом в Сочи, Макс не раз вспоминал тихие звездные ночи на Хатипаре и на первом курсе заявил, что собирается стать магоботаником, как дедушка, чтобы «сидеть наверху, пить чай и ни с кем не разговаривать». Родители, мягко говоря, удивились, но отнеслись с пониманием. Или просто понадеялись, что через год-другой эти детские бредни забудутся, как фантастический сон. Одного они не учли: Макс был настоящий сын своих родителей, и сходить с намеченного пути казалось не в его характере. Правда, на третьем курсе он таки пришёл к мысли, что одинокая жизнь в лишайниковых пустошах не для него, и переключился на животных. Примерно тогда же он присоединился к команде факультета по квиддичу (учился он, к слову, на Зверологии).
Макс всегда относился к квиддичу без фанатизма. Он играл [и играл очень неплохо], потому что квиддич любили в его семье, потому что мать хвалила его за скорость, потому что он просто умел это делать, в конце концов, всю сознательную жизнь, сколько себя помнил. Никто бы не удивился, окажись он когда-нибудь в европейском чемпионате. Но Макс туда не метил.
Тем не менее, школьный кубок они выиграли. А на шестом курсе выяснилось, что трансформация - это очень больно, если приходится наращивать киль на груди и с десяток новых шейных позвонков. Ему потребовалось три года, чтобы научиться избирательно сохранять анатомию анимагической формы при обратном превращении и при этом не выглядеть как Монстр Франкенштейна. К тому же, [минус] пять килограммов костной массы прибавили ему скорости в игре. И популярности, на которую расчёта не было.
Незадолго до выпускного он получил приглашение в академию квиддича при «кубанских коршунах». Умеренный скепсис, которому Макс научился у дедушки, подсказывал, что без вмешательства родственников тут не обошлось: он-то за воротами школы своими «талантами» не светил. В его полном праве было ответить вежливым отказом, только вот из Магического института природных наук Макс письма так и не дождался. Он не очень-то и ждал, на самом деле.
Ему нравилась пурпурная форма «коршунов».
Краснодарскую мантию Макс носил до 2024 года. Это был его первый Чемпионат мира; на церемонии закрытия он устроился за дальним столиком вместе с мистером Хуаресом, с которым любезничал на испанском, потягивая через трубочку яблочный сок. Бутрос называл его «Ниньо» и «скандинавский мальчик с австралийским загаром»* и очень хвалил его розовое поло, как вдруг к ним подсел тренер сборной Уэльса (Макс помнил его по матчу против Бразилии, где присутствовал в качестве зрителя). Бутрос скоро попрощался, неиронично расстроенный тем, что их прервали, а Макс остался в своём тихом углу собирать трубочкой фруктозную пенку со дна стакана. Тогда же выяснилось, что тренера сборной Уэльса зовут Роберт Трюк. И что, помимо всего прочего, он тренирует «стоунхейвенских сорок».
Трюк говорил, что ему нужен кто-то, кто будет «ставить на место». И желательно, чтобы его слушали, а не ненавидели. Или, того хуже, боялись. Макс не сразу понял, к чему он клонит, а когда понял - растерялся. На капитанскую мантию он всегда смотрел неуверенно, предпочитая уступать это место ребятам поамбициознее.
«Ниньо». Под этим именем Макс впервые появился на страницах «Ведьмополитена», когда о трансфере русского охотника в «сороки» стало известно широкой общественности. Опустим драматичные подробности того, как долго он сомневался и как неловко ему было перед товарищами из Краснодара, тем более что журналистам куда интереснее, что у знаменитостей под юбкой. В случае «сорок» это даже не метафора.
Мистер Трюк никак не ожидал, что его капитан воспримет шутку про «настоящих шотландцев» за чистую монету, так что, когда во время товарищеского матча против «холихедских гарпий» Вогтейл поздоровалась с новичком, кокетливо задрав ему килт, он весьма впечатлился. Уровнем индивидуальной ответственности, разумеется. Макс тогда поправился смущённо и продолжил игру, как ни в чем не бывало. Неловко, конечно, но квоффл сам себя в кольцо не забросит. Причиндалы его довольно долго будоражили воображение прессы, хотя слухи об «ожидаемом» романе с Эми продержались гораздо дольше.
В большом спорте всегда так, философски говорил Роберт, наливая ему из фляги. Макс грустно рассматривал цветочные узоры на кружке (почти как на гавайской рубашке, которую он купил, заностальгировав по южному солнцу), пока колдомедик колдовал над его ключицами. Со временем Макс научился игнорировать сплетни и провокации соперников и даже согласился на предложение Пьюси «угостить его» после матча. Команда без конца удивлялась исполинскому спокойствию своего капитана, особенно вкупе с количеством травм, без которых для Макса не обходилась почти ни одна игра. Ну, он всегда был довольно сдержанным.
Кто-то ведь должен.
* отсылка к Passenger - Travelling Alone («Australian man, Scandinavian tan»)
СПОСОБНОСТИ И УМЕНИЯ
Классический набор квиддичиста: быстрый, выносливый и вот это вот все. В Британской Лиге за Максом держится рекордная скорость полёта. Сложен скорее сухо, при росте в ~5,7 футов весит плюс-минус 60 кг (об этом ниже).
Анимаг. Анимагическая форма - соловей. Даже человеком немного понимает язык птиц и умеет подражать их песням. Обратное превращение неполное: волшебство волшебством, но костный мозг нарастить - это вам не шутка. Большая часть костей в обличие человека такие же полые, но хрупкие. В полёте полезно, т.к. скидывает порядка пяти килограммов, а к постоянным переломам Макс уже притерпелся. Если приглядеться, можно насчитать несколько лишних позвонков на длинной шее. Спина в местах срастания грудных и поясничных позвонков и ниже, в районе копчика, - всегда в свежих, сплошных гематомах.
СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ
Из профессиональных соображений на политические темы открыто не выказывается, тем более что цельного представления о социальных настроениях в чужой стране у Макса нет и быть не может. К идее объединения магического мира с миром магглов относится прохладно, считает, что каждый должен быть на своём месте. Как говорит дедушка, невозможно жить на два мира, и, если ты выбираешь один из этих миров, будь любезен соответствовать его порядкам.
СВЯЗЬ С ВАМИ: VK, Telegram. | УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ: посильное. |
Он бежал.
В черноте окон невозможно было разглядеть даже дороги; колосья ржи, высокие, в человеческий рост, хлестали по лобовому стеклу, машину подбрасывало на кочках, и его заносило на поворотах, и шины противно скрипели в оглушающей тишине. Холодный убывающий месяц уныло освещал узкую полоску восхитительно безоблачного, чёрного неба, и он вслепую выруливал туда, где кончается поле и начинается пустынное шоссе, сквозь трещины в асфальте поросшее клеверов и татарником.
Слева Рэй медитативно перекатывал во рту чупа-чупс, закинув ноги на бардачок.
С Рэем они познакомились что-то вроде месяц назад, но Мёрф уже неиронично считал его своим лучшим другом. Он только кончил семинарию, когда в конце сентября его перевели в пограничный городок в округе Белфаста, он приехал, и первый человек, который встретил его, был отец Эада, а второй — Рэй, и он смотрел, как Рэй плюётся бумажками в прихожан, сидя в первом ряду, и прихожане отпевали какого-то парня и его новенькую бэнтли, и им обоим не повезло в равной степени, на самом деле. А после к ним подошёл брат погибшего, и он был почему-то в белом, и они с отцом Эадой говорили о том, какая замечательная осень в этом году, и Мерф видел в окне оранжево-желтый закат, и бронзовые листья каштана, и разбитую машину, подвешенную на кране эвакуатора, и в полудрёме думал — да, действительно замечательная; и их пригласили на курицу, и так Мерф познакомился с Вильхельмом, но это уже совсем другая история.
Итак, они ехали через поле на приунывшей старенькой шевроле, которую Мерф пригнал из дома вместе с потрёпанным томиком «Улисса» и дедовской винтовкой. Весь этот джентльменский набор в неизменном составе отражался в налобном зеркале вместе с тушей какого-то бомжеватого вида мужика; мужика Мёрф подобрал на обочине милей с двадцать назад и заботливо втащил на задние сиденья под неодобрительный взгляд Рэя. Рэй был уверен, что мужика нужно выкинуть, а Мёрф молча сжимал ладонями мягкую обивку руля и отрешённо думал, что за шесть лет учёбы в семинарии помогать людям стало непреодолимой привычкой.
На выезде на шоссе шевроле выкряхнула облачко серого дыма, для приличия проехалась ещё метров с тридцать по неровному асфальту и демонстративно встала посреди пустой дороги под мигающей россыпью редких звёзд. Мёрф философски развёл руками и под лаконичное рэевское «блять» откинулся на кожаную спинку, путаясь ногами в длинных полах рясы. Они немного посидели в тишине под звуки сверчков, а потом Рэй [ожидаемо] спросил:
— И что ты собираешься делать?
Мёрф задумчиво пососал нижнюю губу.
— Не знаю. Поеду домой. Отсюда до границы милей пять, не больше. Можно дойти пешком, а там уже поймать автобус до Дублина.
Ага, понимающее кивание. Только вот денег у тебя нет ни хрена.
Мёрф промолчал.
— Блин, — уныло подал голос Рэй. — Я уж понадеялся, что он сдох.
Мёрф растерянно моргнул и повернул голову. Мужик на заднем сиденье неловко переворачивался с бока на бок, очевидно, пытаясь осознать своё положение в пространстве.
— Привет, — сказал Мёрф ему ласково. — Че как? Я подобрал тебя без сознания по дороге из Белфаста, подумал, что ты будешь не против. У меня, правда, машина слегка того, но здесь милей через пять редкий лесок, можно своими двоими. Ты, кстати, как, идти можешь?
Отредактировано Maxim Kornilov (2021-02-21 11:02:53)