ПЕРСЕФОНА ЭЛОИЗА ФОНТЕЙН (ПАРКИНСОН)
Persephone Eloise Fontaine (nee Parkinson)
| ВОЗРАСТ: 47, 11 июля 1980 года. |
ИМУЩЕСТВО
Волшебная палочка: 11 дюймов, кедр и перо гиппогрифа.
Средство передвижения: исключительно каминная сеть.
Артефакты: в родительском поместье Паркинсонов осталось множество странных предметов, на которые и смотреть страшно, не говоря уже об использовании. Из личных - кулон с красным камнем, доставшийся от матери. О действии Панси не ведает, но подозревает, что его магия как-то связана с афродизиаками.
Домашние животные: ручной муж.
ИСТОРИЯ
«Ты не должна от кого-то завесить» — эти слова преследуют меня с детства, эти слова вбиты в мое сознание, эти слова создали меня такой, какая я есть. Не будь моя мать настолько сильной и волевой личностью, управляющей нашей семьей наравне с отцом, то я бы точно выросла совсем другим человеком. Слабым и жалким, не имеющим своего собственного мнения или еще хуже. За годы жизни я встречала много таких и стать одной из них не хотела бы. Мне повезло родиться в семье Паркинсон и я с гордостью ношу эту фамилию. Мои родители невероятны, и я люблю их всем своим сердцем.
Сейчас я сильная и самостоятельная личность, как выражается Фонтейн — я сама себе армия. Все дело в воспитании. Мы становимся такими, какими нас хотят видеть, какими нас делают с первых слов и шагов. Моя мать всегда хотела видеть во мне храброго воина, а не принцессу в замке. Элоиза Паркинсон крепче слоновой кости, жестче сибирской вьюги. И она гордится мной. Доведя до идеала птенца — она наблюдала за восхождением Феникса. Мама научила меня подниматься, когда другие опускают на дно и давать отпор. Она научила быть меня тигрицей и первой наносить удар, а не дожидаться нападения. Я не должна стоять сзади кого-то — всегда в первых рядах, всегда готовая принять бой. Я — ураган, как и любая представительница моей семьи. И мы не стоим на коленях, не зависим от других, мы правим и сжигаем неверных.
У меня было активное детство и любящая семья. Строгая и довольно жесткая, но любящая. Мне не давали спуска, потому что я должна была стать личностью, а не пустышкой с мешком денег. Я училась до школы, изучала азы магии и познавала мир. Посещала множество мероприятий и привыкла к богатому обществу, стала там со временем своей и не жалею. Слухи — хорошая информация, ведь в каждом есть доля правды.
Магические способности у меня проснулись в 5 лет. Ничего особенного - одно разбитое окно, дрожащие стены дома. Первые несколько лет в школе стали для меня настоящим адом. Я не привыкла к отказам и не привыкла к дисциплине. Думаю, если бы не протекция нашего декана, меня исключили после первого же грубого ответа профессуру. Было трудно находить друзей, общение давалось с большим трудом, ведь я привыкла быть одна. Возможно, за это меня недолюбливали. Редко думала об этом, редко думаю об этом сейчас. Училась небрежно, уделяла внимание только тому, что мне интересно. Достигла успехов в боевых чарах благодаря реакции и импульсивности. К старшим курсам у меня даже появились друзья, свой круг общения, стала наравне с мальчишками: быстрая, ловкая, кувыркающаяся в сугробах во время снежного боя, одна из лучших в Инспекционной Дружине. Если кто-то задевал меня, не церемонясь, назначала дуэль на палочках.
После четвертого курса мать представляет меня высшему свету. Появление на званных приёмах становится главным событием лета 1995 года. Я чувствую себя в своей стихии: знакомства, танцы, красивые платья. Платья, на самом деле, волнуют меня больше всего — историей моды я начала интересоваться уже на первом курсе.
В 1998 начавшая пару лет война закончилась. Мой сознательный возраст продолжился вереницей авроров в нашем доме, перевернутыми шкафами в моей спальне, вечными допросами моего отца, их ссорами с матерью и бессонными ночами. Отцу удалось избежать Азкабана, но это стоило ему нервов, части состояния и положения в обществе, наше поместье больше не принимало шумных и важных гостей. В кабинете отца царил запах огневиски, а крыша в восточном крыле начала протекать. Признаться, тогда впервые меня сало волновать что-то действительно серьезное. Чтобы хоть как-то восстановить имя семьи, по совету отца, я должна была выйти замуж за его старого знакомого. Марко Скьярра - итальянский волшебник, чистокровен, разумеется, ворочает большими деньгами и когда-то был замешан в серьёзных делах. Таких серьезных, что увлечения моих слизеринских друзей показались мне детским лепетом. Мать лишь важно кивала, больше заботясь об истиной чистокровности и состоятельности избранника, чем о моих чувствах. Слово родителей - закон, теперь это были не просто слова. Да и в конце концов, разве плохо это - иметь богатого мужа и уверенность в будущем? Эта мысль прочно засела в моей голове.
За эти полтора года пока мы встречались я вернула себе фамилию и вновь стала вхожа в высший свет. Не сказать, что по первости мне там были рады, но, со временем, все свыклись. А потом я влюбилась. Теодард Фонтейн был на три года меня старше, строил карьеру в Министерстве, был знатен. Мы были головокружительно счастливы, и вся наша жизнь была похожа на затянувшийся медовый месяц до того момента, пока Тео не сделал мне предложение. Все оказалось куда более прозаично. После свадьбы, ставшей черной датой на календаре, я вкусила семейной жизни. И вкус этот не пришелся мне по душе. Фонтейн был холоден, извечно занят и поглощен своей работой, а чувства, возможно и имевшие место быть в начале, совсем скоро стали такими же дежурными, как и манеры Теодарда. Я пыталась полюбить его, пыталась проникнуться хоть какими-то нежными чувствами к мужу, но эта область была не подвластна мне. Тогда я сдалась, признав, что этот брак молниеносно, в два коротких хода поставил мне шах и мат. Праздной домохозяйкой я становится не желала, но судьба снова рассудила все по-своему. Не прошло и полгода после свадьбы как я забеременела. Хрустальные мечты рухнули в бездонную пустоту, к тем прошлым, что были растоптаны жизнью раньше. Я не питала никаких светлых чувств к этому ребенку, с той самой минуты как узнала о его появлении.
После рождения сына все встало на свои места. Я окончательно убедилась в том, что к истерично орущему комку, нареченному Агильбертом, я не питала никаких чувств кроме ненависти, со временем угасшей и перешедшей в полное безразличие и наплевательское отношение к ребенку. Мальчишку воспитывали обожающие его няньки, родители были без ума от внука, сама же я принимала минимальное участие в воспитании ребенка - выписывая чеки на выбранных гувернанток. Боль и обида на поломанную жизнь пропастью лежали между мной и Фонтейном. Я опускалась все ниже в пучину усталости и одиночества, запертая жизнью в этой клетке с удобствами, мучимая жаждой изменений, желая обрести свободу. Мое настроения выливались в истерики, недовольство жизнью в бесконечную череду ссор с мужем.
Спустя четыре года после заключения брака, я родила Фонтейну еще одного ребенка, на этот раз дочь. Все тоже самое: ни малейшего проявления материнского инстинкта. Лишь твердое намерение заново открыть для себя мир. Очередной званый ужин, где я появилась в гордом одиночестве по приглашению подруги. За спиной говорили, упрекали и осуждали замужнюю женщину, ведущую столь легкомысленный образ жизни только родив ребенка, но мне было все равно. Мнение других меня не заботило, волновало лишь потакание собственным желаниям и порывам.
В моей жизни было много людей, все они были разными и уникальны по своему. В моей постели от удовольствия кричали и женщины, и мужчины. Я была влюблена и не один раз, но продолжительные отношения длились лишь около четырех месяцев — не более того. Всегда все начинается бурно, накатывает словно волной и забирает полностью, но потом все расходится. Мои цели, мои планы — все это мешает в личной жизни, я начинаю лгать и изворачиваться, пытаясь скрыть детали. Это отталкивает людей и отношения разваливались. Было ли это всего лишь отговоркой? Все может быть, я до сих пор не уверена, что готова к чему-то серьезному.
Новый год стал годом смерти моего сына. В тот день внутри, как бы я этого не отрицала, все же что-то надломилось… Я кричала на Фонтейна исступленно, в слепой надежде, что смерть Агильберта окажется лишь выдумкой. Меня обуяла ярость, гнев и обида, алкоголь заволакивал сознание, а рука молниеносно обрушилась на лицо мужа. Последнее, что я запомнила - это как холодная рукоять палочки приятно легла в руке, громкие ругательства из-за полуприкрытой двери комнаты. Последнее, что я помню - взгляд мужа, непонимающий и … Мне было не жаль его…
СПОСОБНОСТИ И УМЕНИЯ
Ужасна в зельях и целительстве. Ненавидит полеты. Ненавидит бытовые чары. Прорицания, астрономию и магических существ. От нежити буквально волосы дыбом стоят - не от страха, а от омерзения. Даже домовых эльфов не выносила.
Интересуется культурой магглов, но на том уровне, на котором маггл бы интересовался жизнью насекомых. Мелкие и жалкие, но такие забавные! Бедные ребята, которые.
Готовить не умеет. Убирать тоже. Считает, что умеет одеваться как королева стиля, на деле же получается нечто вызывающее пересуды у дам высшего общества. Зато считает своим достижением есть больше здорового мужика и при этом не толстеть.
Умеет как бесить окружающих, так и очаровывать.
Профессионально.
Прекрасная притворщица.
СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ
Не вникает в политику Англии и наблюдает за беспределом в стране со стороны.
СВЯЗЬ С ВАМИ: шепну мужу на ушко. | УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ: хотелось бы участвовать в сюжете, но не записываться в массовые квесты. |
Наши взгляды встречаются, сходятся океаны, в твоих глазах боль бьет через край. Знакомая волна. Шелест прошлого. Волна прибоя разливается багрянцем, насыщается кровью, а далеко в тумане на горизонте рождается тень. Мой призрак. Призрак цвета багрового заката, призрак, несущий с собой бурю дождя.
Призрак, у которого есть имя.
ㅡ Знаешь? Нет, ты понятия не имеешь о том, что говоришь. У тебя есть догадки, предположения, может слухи. Шелуха. Истина гораздо глубже, многослойнее. ㅡ ее пальцы обвивают шею, под родными руками голос вибрирует, словно бы проникает внутрь. С каждой буквой становится глубже, проникновеннее. Толчок, но боли нет. Губы трогает легкая полуулыбка ㅡ так смотрят на ребенка, который не ведает, что творит, а ты знаешь, что в действиях нет его вины, это лишь всплеск, он пройдет.
ㅡ А истина проста. Ты не хочешь знать правду. Ты слишком, ㅡ мы так близко, что стоит лишь протянуть руку, чтобы коснуться плеча ㅡ слаба для этого. Знание ранит тебя. То, что ты испытываешь теперь, ㅡ ворох сомнений в твоей голове - лишь бледное подобие той мучительной боли, что принесет тебе это знание. Она поглотит тебя целиком. Растерзает и выжжет пеплом твое крошечное сердечко, убьет тебя. Медленно и мучительно. Раз за разом. Вот здесь. ㅡ моя ладонь на ее груди, властно, нежно.
ㅡ Ты действительно хочешь испытать это? ㅡ Снова? ㅡ насмешливо хохочут глаза, а под пальцами сердце дрожит, натянутой струной замирает тишина в комнате, только ее чувства бьются о невидимую стену, спотыкаются мысли в ясных глазах.
Ближе. Ее эмоции не достигают меня - вьются вокруг, словно стая светлячков и липнут на ледяной паутине равнодушия. Меня не пугает ее натиск. Я точно знаю, что она не выдержит. Крошевом рассыплется, если надавить в нужное место. Без особых усилий с моей стороны. Колкое раздражение вызывало лишь завидное постоянство с которым она возвращалась к этому вопросу, вновь и вновь. Слишком глубоко Говард пустил корни в ее сердце. Почему? Почему он? Мы исчезли из ее жизни одновременно и все-таки его она помнила и любила всегда. А теперь ее наивная, почти детская любовь вернула его, обесценив все содеянное. И как я не старалась вырвать этот гнилостный сорняк, он прорастал вновь. И вместе с воспоминаниями возвращался и мой призрак.
- Хочешь знать, как это будет? Слезы. Мольбы. Злость. Неверие. Искры заклинаний. Ничего из того, что я не знала бы.
Рыдания пополам с ненавистью. Я к этому готова. Я знаю тебя лучше, чем ты сама, Демельза. Ведь ты - часть меня. Всегда ей была и всегда, слышишь, всегда ею будешь. ㅡмягко оборачиваю ее, приобняв за плечи и взору предстают две фигуры ㅡ зеркальная гладь искажает действительность и Демельза вдруг кажется такой хрупкой в моих руках. Взгляды сталкиваются сквозь стекло, не нужно слов, только хватка становится крепче, а взгляд вновь оттаивает.Хочешь ненавидеть меня, пусть. Знай, я не приму ни единой эмоции, высеченной твоим смешным ожесточенным сердцем, и эта злоба останется с тобой, поглощая и испепеляя тебя. Глупышка, я ведь храню твое сердце, спасаю твою душу. С тех пор как ты вернулась в мою жизнь.
ㅡ Твой отец мертв, оставь же его, не тревожь понапрасну покой души. Важно лишь то, что есть здесь, теперь. Мы с тобой. Только это имеет значение. Отпусти же его. Он не вернется.
Я не рассказала ей. Не рассказала как он вернулся домой, такой несчастный и пораженный, гляда на меня с тем же растерянным видом, что и пред смертью. Дрожащий, будто побитая собака.
"Где Деми?" Его первые слова. "Где наша дочь, дорогая?"Любящая псина. Слепая, наивная любовь всегда была его главной слабостью. И даже смерть от моих рука не смогла убедить Говарда в том, насколько опасна его жена. Ведь он верил. Верил и доверял. Бесконечный замкнутый круг, который его погубил тогда. Погубит вновь.
Одолеть его теперь, слабого, беззащитного, без палочки, было гораздо проще. Он даже не сопротивлялся, когда я опоила его, не заметил подвоха, когда мы оказались в бескрайней чаще леса, только цеплялся за меня, будто ребенок и твердил как любит меня и счастлив, у него есть семья.
"Не оставляй меня, Дайан, не оставляй меня, родная"
О, как жалок он был в тот момент. Как омерзительно жалок. Эта его слюнявая болтовня накорню истребила все желание убивать его. Он не стоил ни единой искры моей палочки. Не стоил жалости и сочувствия. И я оставила ему то, что подарила мне семья после смерти мужа.
Одиночество. Без надежды на спасение. Целую жизнь без цели и смысла. Но прежде чем уйти, я рассказала ему сказку, красивую сказку которую сочинили мои родители когда-то. Грустную сказку, конец в которой будет печально коротким.Я мертва, Говард. Перестала существовать уже очень давно. Мы вместе покоимся на кладбище в Шотландии. И ты меньше чем призрак теперь.
ㅡ Если ты действительно желаешь...я покажу тебе. Но помни ㅡ ты сама просила причинить тебе эту боль. Это твое решение, твой выбор.
