АЛЛЕГРА ХИЗЕР СОНГ
Allegra Heather Song
| ВОЗРАСТ: 21 год / дата рождения: 14 июня 2006 сосна, перо феникса, 13 дюйма, хлесткая и непослушная
СРЕДСТВО ПЕРЕДВИЖЕНИЯ: общественный транспорт и иногда аппарация |
ИСТОРИЯ
everything is better with a little bit of background music on
Чаще всего, когда когда просят что-то представить, люди видят яркие картинки, многие помнят пережитые чувства, а некоторые с удовольствием вспоминают любимые запахи типа свежей выпечки. Аллегра слышит музыку. Везде, всегда и во всем. И она слышит то, что не дано другим: она вам расскажет, как звучит магия. Каждое заклинание, каждый взмах палочкой. Но до этого мы еще дойдем.
Вероятно, это было предопределено еще до ее рождения. В середине нулевых в маленькой мансардной квартире в самом ярком районе Лондоне - Шордитче, который через несколько лет станет меккой для модных и креативных, тех кто будет себя называть “юной богемой”, басист Джек Конрой сделает предложение художнице Лизе. А всего через несколько месяцев Лиза уже прижимает большие наушники к своему животу и ставит еще не появившейся на свет девочке свою любимую музыку. Невероятно жарким для Лондона июньским днем родится Аллегра - родители воспринимают дочь как новую любимую песню и хотят только одного: чтобы она стала самой счастливой. Поэтому словно в начале нотного листа, в ее свидетельстве о рождении, появляется allegro - “играть живо, весело”. И да, изначально их фамилия была Конрой, но чтоб два раза не заходить, они сразу же подадут заявление о смене фамилии всем троим на Сонг и только улыбаются в ответ на удивленные взгляды из-под очков от седовласых работников.
Появление ребенка вообще ничего не поменяет в жизни Джека и Лизы, лишь добавит памперсов и детской смеси для кормления. Как только малышка начнет ползать - она будет ползать между винных бокалов и разбросанных пластинок на богемных вечеринках (и зачастую даже не в их квартире) и размазывать мамины краски на стенах в мастерской. Станет постарше и научится ходить - тут же начнет доставать папины басы и гитары и перебирать струны, раскидывать по всей комнате винилы и сама ставить их в проигрыватель. Играя в прятки, она забирается в угол, где стоят пальмы в горшках, и представляет себя в джунглях, пока Джек изображает крадущегося тигра, а когда ей исполнится шесть - семья раскошелится на личное пианино для дочки. Все детство Аллегра предоставлена сама себе, но нет, не брошена родителями, а просто сразу поставлена вровень с ними. В этой квартире жизнь не подчинена маленькому орущему существу, а может именно потому у Аллегры совершенно не было желания плакать и истерить. Зато было безграничная свобода делать все, что захочется — рисуй, лепи, играй, танцуй, наблюдай за жуками в банке и изучай созвездия с мамой (хотя давно пора спать). И еще была безусловная любовь и клятва принять ребенка любым, неважно кем захочет стать.
И хотя такие клятвы обычно сопровождаются ну хоть какими-то страхами, внезапно вошедшему в их жизнь волшебству Сонги скорее радуются, хоть и сильно удивлены. Первое волшебство Аллегры - нет, не так, первое волшебство Аллегры, увиденное другими, произойдет, когда ей накануне ее шестого дня рождения. Отец поднялся в свою музыкальную студию и увидел, как Аллегра лежит на полу и что-то напевает с закрытыми глазами, а одна из его бас-гитар сама по себе висит в воздухе и издает звук - хотя даже не подключена к усилку. А стать волшебником в 21 веке - это значит, что сначала Джек достал телефон и снял происходящее на камеру, а только потом окликнул дочь. Хотя лучше бы этого не сделал - потому что любимая бас-гитара упала и треснула. Позже ярко-оранжевый бас с трещиной по деке увековечат на стене гостиной - ведь не каждый день понимаешь, что маги и ведьмы существуют, а дочь - одна из них. Впрочем, это случится только спустя пять лет — после визита пожилой министерской дамы, рассказавшей о Хогвартсе. А тогда, в 2012, были первый класс и сразу ненависть к математике.
Перемотаем до следующего трека — а он начинается с быстрого стаккато - в такт нервно дергающейся ноге Аллегры, которая носом прижимается к стеклу Хогвартс-экспресса. Кажется, родители, которые машут ей и желают хорошего года, сейчас лопнут от радости и гордости за дочь, а тем временем у Сонг-младшей первый экзистенциальный кризис. Никогда не умевшая скрывать эмоций, Аллегра утирает нос, как только поезд двигается, и мычит песню, застрявшую тем летом на первом месте хит-парада. В руках палочка — но она скорее ей проткнет кого-нибудь, чем сможет заколдовать. Поезд вместе с девчонкой несется навстречу неизвестности — хотя, кажется, она пыталась подготовиться и осилила пол тома толстенной “Истории Магии. Расширенный курс”. Тем же вечером она уже улыбается в черно-желтой мантии и жует мармелад. Кризис пройден.
Первые курсы - это словно вечная попытка собрать рассыпавшиеся листы, когда дует сильный ветер, в итоге — больше улетит, чем поймаешь. Слишком много всего непонятного, слишком сложно, слишком, слишком, слишком! Заклинания получаются только тогда, когда она напевает себе под нос, - хотя и жутко это стесняется, ведь другим детям не приходится ничего петь? Аллегре почти удается убедить себя, что ее попадание в Хогвартс, - это все-таки ошибка, большой обман, и ее точно раскроют. Хотя в учебниках ничего не говорят про таких, как она, ты либо сквиб, либо маг, а она - какой-то недоносок. Страшно не хватает музыки и свободы. Тут и вечная форма, распорядок дня, куча домашки (и в отличие от маггловской школы совесть не позволяет не сделать - а вдруг действительно выгонят из школы?). И вроде как в очередной раз хочется кинуть палочку на кровать, и больше ничего не делать, а с другой стороны — жутко обидно будет, если вдруг она всего этого лишится. И Аллегра снова жует мармелад и распевает заклинания.
На втором курсе она привозит с собой в школу папин бас - заколдовать и что-то играть получается только на третьем. Но это уже как отдушина. В 2018 никто не удивляется маггловскому предмету в спальне, наоборот с интересом разглядывают и просят тоже попробовать. С музыкой становится веселее. Учебники легче читаются под ритмичный перебор низких нот, и вот только прилетающее с подушкой “Сонг, да ты задолбала со своим гундежом!” мешает. Но жизнь налаживается. Она привыкает к тому, что заклинания легче в форме этаких песенок и уже только закатывает глаза, когда кто-то передразнивает ее манеру распевать при движении палочкой. В конце концов Петрификус Тоталус - это три звонких терции с ля-диез.
И спустя какое-то время Аллегра обнаруживает себя в водовороте школьной жизни —теперь она уже не успевает делать домашку, потому что у нее и хор, и группа поддержки сборной Хаффлпаффа по квиддичу, и рок-группа (конечно, это она ее создала, играет на басу и пишет всю музыку). Отношение к древним рунам примерно такое же, как и к маггловской математике. История магии и прорицания - для сна. Травология и уход за магическими существами - ну такое себе, в зависимости от того, насколько милый предмет изучения (а еще на травологии можно изучать очень милого профессора Лонгботтома). Перед парами по Чарам потеют ладони, может снова кто-то будет за ее спиной кривляться, зато совсем по-другому покалывает пальцы перед Трансфигурацией — она сама того не ожидала, но на удивление один из сложнейших предметов окажется самым простым для нее. Успеваемость с горем пополам, но родители ничего не понимают в “Троллях” и “Выше Ожидаемого”, тут как и в детстве, главное - что дочь счастлива и смеется. Allegro.
jinx me, curse me, cry me a river, sing me a song
На пятом курсе в список внешкольных заданий добавляются и трансферматчи: Аллегра не может упустить шанса проявить себя в единственном предмете, по которому у нее стабильно “превосходно”, тем более что в Школу специально для этого факультатива приехал Юджин Роддерберри. Вероятно многие ее однокунсники переспросят “кто-кто?”, но для нее он почти легенда, она читала все его статьи в “Трансфигурации сегодня”. Первый в жизни Трансферматч она выигрывает - и сразу после этого обнаруживает себя в больничном крыле. Просто обморок, говорит медсестра, ты бы ела побольше, ишь какая худая (а за лето она вытянулась аж на одиннадцать сантиметров), дает шоколад и отпускает, но что-то явно не так. Сначала девушке кажется, что жужжание ушах - это последствие обморока и оно вот уже завтра пройдет. Потом добавляются головные боли - но ладно, наверно ударилась головой при падении, сотрясение мозга тоже не вечное, скоро пройдет. Она привычно мычит мелодии под нос и сочиняет ритмы для группы - надо же наконец выпустить первый альбом!
Мелодии приходят сами собой, она все чаще просыпается по ночам и записывает ноты. Предлагает назвать первый альбом “Дежавю” и встречает удивленные глаза одногруппников — как-то странно для первой пластинки, тем более эта тема вообще никак не упоминалась? А Аллегра опускает глаза и не признается, что ее опять настигает то самое чувство с первого курса — как будто она опять всех обманывает, только на этот раз она украла музыку, потому что она ну уж точно ее где-то слышала. Пятый курс — как полет шмеля, несется наперегонки с самой судьбой, вибрируя на высокой ноте, забирает с собой Аллегру и заставляет не обращать внимания на головные боли. Кстати, трансферматчи. Юджин “легенда” Роддерберри оказывается милейшим человеком, и Аллегра даже немного влюбляется в него. Профессор Роддерберри (который активно краснеет от такого обращения) приезжает в замок каждые две недели и проводит факультатив, а еще щедро отвешивает комплименты Сонг. Все шепчутся, что Аллегра стала любимчиком — ну и что такого? Они ведут активную переписку, не обращая на разницу в возрасте и статусе и к концу года ведут себя уже как лучшие друзья. СОВ пролетают откровенно мимо, но из дома пишут, что папа переоборудовал домашнюю студию звукозаписи, и девушка спешит нырнуть в другой мир.
На второй день дома она резко просыпается посреди ночи и даже не сразу может понять, что ее разбудило. В доме т и ш и н а. Как часовщик не может спать без тиканья часов, так Сонг ворочается и все же не может понять, что же не так. На утро она вздыхает с облегчением — наконец-то не болит голова, и уже не придает значения тому, что просыпалась ночью, но почему-то становится грустно. Аллегро переходит в пиано. Сонг будет дни и ночи проводить в папиной музыкальной студии, но вздохов микрофон услышит больше, чем нот. Самым интересным занятием в то лето станет рассматривание трещин на потолка в поисках вдохновения.
Она на шаг приблизится к разгадке спустя несколько недель, Аллегра разобьет мамину чашку и сразу же попробует ее склеить репаро — и тут же услышит хрустальный звон. Чашка целая, в квартире тишина, не считаю шума дороги за окном. Еще одно заклинание, чтобы убрать разлитый чай — и как будто кто-то тихо пробежался по одной октаве от ре до следующего соль. И хотя Аллегра знает, что родителей нет дома, она на всякий случай окликнет отца и проверит студию — та пуста. Она не знает, что ее пугает больше: звучи неизвестного происхождения или хмурые хит-визарды, появившиеся на пороге двадцать минут спустя. Ей угрожают судом за нарушения Пакта о Секретности и Аллегра что-то мямлит в ответ — мол, ну она же одна дома, да даже если и не одна, родители же в любом случае знают, что она волшебница… Вечером она будет пить ромашковый чай и все еще не понимать, что сделала не так, но главное - урок выучен, так больше нельзя.
Аллегра еще трижды услышит ноты и даже на секунду поверит, что сходит с ума, прежде чем свяжет таинственные звуки с магией. В августе она приедет в гости к Юджину — он во всю строил планы на следующий сезон трансферматчей и хотел ее привлечь хоть на игр, догадывалась девушка. Приедет туда с улыбкой до ушей и неимоверной гордостью, а уедет только поздним вечером и совершенно в другом настроении. Юджин не школьник и ему можно дома колдовать. И хотя поначалу с чаем он справится совершенно маггловским способом, безобидное “акцио” чуть не отправит Аллегру на тот свет. Она убедит себя, что ей снова показалось, но как только они с Юджином начнут отрабатывать новое заклинание, она сдастся и заплачет. И придется рассказать все. Удивительно, но Юджин даже не сдаст ее в Мунго.
Сонг стремится в Хогвартс, как будто замок - единственное, что ее может убедить в том, что она не сумасшедшая. Выходит из кареты, смотрит на горящие огни окон, и вздыхает с облегчением. Хогвартс встречает ее симфонией. Она не сумасшедшая. Она действительно слышит музыку магии. “Сонг, че ты так лыбишься,” - а как тут объяснить? Полгода она проводит в библиотеке, вызывая удивленные взгляды всех знакомых: предыдущие пять лет Аллегра и прилежная учеба отнюдь не были синонимами. Но и тут Аллегра молчит — о том, что кто-то до нее слышал музыку магии, нет ни одного предложении ни в одном пыльном фолианте. И теперь нет никаких сомнений: она уж точно обманывает всех.
i am praying to be dead because then I’ll finally get my moment of silence
За два года под кроватью набирается не одна охапка нотных листов: Аллегра с непохожей на себя прилежностью документирует все, что слышит. На каждой строчке ноты и названия заклинаний, лист за листом, парка за папкой. Жить с секретом не так-то просто, но зато становится понятно, почему ей всегда было легче петь заклинания. Она разваливает группу, никому ничего не объяснив, потому что теперь понимает: их альбом — это не более чем беспорядочный набор заклинаний, которые они изучали на четвертом курсе. Борется с непреодолимым желанием хоть кому-то рассказать, но так и не находит подходящего человека. И пытается хоть что-то сделать с головной болью.
Очень скоро симфония замка превращается в мучение. То, что раньше казалось просто жужжанием после обморока, теперь преследует ее повсюду. Чтобы заснуть — она считает такты и незаметно дирижирует пальцами. Уходит как можно дальше от замка, но только для того, чтобы понять, что Черное Озеро звучит переливами арфы, а опушка Запретного леса - это вечные гаммы, гоняемые ветром в верхушках деревьев. В пропитанном вековой магией месте не спастись от нее никуда. Некогда любимая спасительная музыка необратимо превращается в проклятье. Всегда веселая и улыбчивая Сонг, душа компании, истинная хаффлпаффка, готовая в любую минуту утешить и подбодрить внезапно становится гремучей змеей. Учителя думают, что резкие перемены настроения — это просто подростковое, все они такие в этом возрасте, друзья — не понимают, но заботливо протягивают бутылку старого верного огденского.
Подпольные вечеринки после отбоя — неистребимая традиция старших курсов — это ее новая мекка, а она сама — королева этих вечеринок. Музыку погромче, включите “Ведуний”! Лишь бы заглушить осточертевшие ноты замка. Стакан в руке сменяется бокалом только для того, чтобы потом поменяться местами с бутылкой. Все говорят, что веселая Аллегра не просто вернулась, а триумфально залезла на стол своей улучшенной копией. Queen is back, bitches. Улыбку пошире, под мантией скрывается юбка покороче в вечной попытке сбежать от самой себя. Школу закончить удается с грехом пополам, экзамены кое-как пройдены, и профессор Лонгботтом ее явно пожалел, поставив “Удовлетворительно”, а как ее не расщепило на аттестации по трансгрессии — до сих пор сама не представляет (и почти не помнит), потому что явилась на экзамен с таким диким похмельем, что ни о какой концентрации не могло быть и речи.
И по сей день сама Сонг считает, что чудом пережила эти два года. В поезде, когда наконец она листает своей аттестат, до нее наконец доходит, что она будет слышать любую магию в с е г д а и в е з д е. Цель дожить до конца года и отъезда домой лопается как мыльный пузырь, и Аллергу накрывает паническая атака: получается, что либо она всю жизнь будет мучаться, либо ей придется отказаться от магии, от последних семи лет своей жизни? Пока все остальные празднуют и срывают мантии, она с трудом находит пустое купе и ревет всю дорогу до Лондона. Хогвартс-экспресс звучит как фуга.
Сразу с поезда она отправляется не домой, а напрямую в Мунго. Привет-ведьма не видит размазанную по веснушчатым щекам тушь, лишь строгим голосом приказывает убрать с дороги багаж. Аллегра долго смотрит на указатели, сотню раз читает названия отделений и их описания и не понимает, куда обратиться. Паническая атака оставляет после себя только опустошение и усталость, а Сонг едет домой в обычном лондонском даблдекере. Она черной тенью пройдет мимо родителей, стягивая мантию находу и запрется в комнате, а мама наивно за дверью предположит, что их дочурка поссорилась с парнем.
Она вернется в Мунго еще раз через две недели и будет полчаса ходить взад-вперед перед самим входом. Даже спокойно объяснит все улыбчивому целителю на пятом уровне, нервно перебирая многочисленные браслеты. А потом, когда на второй час в кабинете соберется целый консилиум, случится еще одна паническая атака и Аллегра убедит всех, что это была просто шутка, просто у них с друзьями затянулась игра в “правда или действие”. Очень некрасиво с ее стороны, да, она понимает, что нельзя людей отвлекать от работы, что они тут действительно делом занимают, да-да, сотню раз извините, она больше так не будет — и даже щедро сунет двадцать галлеонов в банку пожертвований на выходе, спешно выбегая из здания.
На следующий день на пороге появится один целитель из Мунго и скажет, что он здесь по собственной инициативе: есть ненормированные, не утвержденные консилиумом методы исцеления, которые смогут ей помочь. Если, конечно, она не шутила. Аллегру выдадут глаза: скатившиеся по щекам слезы не оставят никакого сомнения, что она действительно ищет помощи. Родителям скажет, что она отдохнуть на Сицилию, и проведет в Мунго три недели, которые до сих пор очень плохо помнит — то ли это защитные механизмы памяти так работают, то ли от всех зелий, которые она за то время употребит. За эти три недели она поймет только одно: вот как себя чувствует человек, который сходит с ума. И сбежит. В больничной пижаме ночью. Она до сих пор не любит говорить об июле двадцать четвертого года и не понимает, как руководство Мунго может допускать эксперименты над пациентами. Она отказывается верить, что никто не знал о том, что с ней происходило — а значит Министерство знает обо всем. На этом ее попытки получить какую-либо квалифицированную помощь закончатся.
Пока все остальные будут пытаться пройти отбор на стажировке, носиться с аттестатами и кучей других бумажек, ну или хотя бы пойдут на собеседование в один из магазинчиков на Косой Аллее, Аллегра исчезнет из волшебного мира на целый год; на тот момент она вообще не будет уверена, что ей нужна этой магический мир, в котором беспомощная девушка чуть не стала сумасшедшей. За год она не прочитает ни одного письма от друзей, засунет свой чемодан из Хогвартса на чердак — даже не распаковав, и пойдет баристой в соседнюю кофейню. Единственное, с чем она так и не сможет расстаться, так это с палочкой. Правда толку от нее будет мало, Сонг ее станет использовать вместо заколки, чтобы собрать волосы на работе. За это время она останется одна в квартире в Шордитче, родители наконец-то переедут в квартиру своей мечты в Сохо (в которой до этого два года шел супер-пафосный ремонт и мебель, кажется, везли не из Италии, а из Атлантиды). Вместо того, чтобы гордиться своими родителями (у Лизы собственная галерея в Кенсингтоне, а Джек со своей группой солдаутит О2), Аллегра будет чувствовать себя ничтожеством, которое даже со своим особенным даром все испортила, откажется от фамилии Сонг и будет всем представляться как Эли Конрой.
Кое-как взять в себя в руки она сможет только в ноябре двадцать пятого. Скупит половину “Флориш и Блоттс” на родительские деньги и даже запросит доступ к Министерской библиотеке — якобы для исследований защитных артефактов. Все, что получится, — это создать пару слабеньких оберегов-кулонов. Они не будут работать сами по себе, но Аллегра научится направлять в них энергию и концентрироваться на себе, “заглушая” музыку — почти как в звукопоглощающих наушниках. Еще она заколдует себе беруши, и с них она будет слышать хотя бы не какофонию звуков несвязанного между собой волшебства, а тихий белый шум. Все это - не без помощи Юджина, единственного, с кем она продолжит общаться на протяжении всех этих лет, хотя сначала она будет и его подозревать в заговоре — он был единственным, кто знал всю ее историю. Но ей станет стыдно за все свои мысли после того, как узнает, что творится в его собственной семье. Тогда она впервые от него услышит про эстражистов; хотя он еще долго не будет посвящать Сонг в детали, ласточка для нее сразу станет символом надежды.
Еще год уйдет на то, чтобы попривыкнуть находиться в магическом мире. Прийти в кафе Флориана Фортескью и просто съесть мороженное - настоящее испытание, но не худшее, что может случиться. Гораздо хуже будет здороваться с бывшими друзьями и пытаться неловко отшутиться на вопросы, где же она пропадала? Так родится история, что она на два года уезжала в Европу и просто хотела путешествовать, чтобы понять себя и определиться, что будет делать. Многие будут говорить, как ей завидуют, а Аллегра так и будет слышать, как в ушах стучит кровь: “обман, обман, обман”.
Поглощенная своей целью хотя бы научиться снова жить с музыкой, Аллегра даже и не задумается заранее, что будет следующим шагом. И то, что все для себя решали на последних курсах Хогвартса — кем они станут в жизни — настигло ее только в девятнадцать. Родители, ничего не понимающие в магии, вообще не помощники тут, да и могут разве что повторять, как они любят свою дочь и перечислять на кредитку в четыре раза больше, чем она получает за месяц за барной стойкой в кофейне. На чердаке она найдет свой аттестат и вздохнет: лучше его вообще не показывать будущим работодателям.
С горем-пополам в начале декабря двадцать шестого года ее возьмут в “Магические амулеты Рид” на Каркитт-маркет — слишком уж заманчивым для управляющего будет ее обещание работать и в магическом, и в маггловском магазинчике посменно. А для Аллегры это будет небольшой лазейкой в борьбе с самой собой: так она сможет хотя бы разгружаться и не жить круглосуточно со звоном в ушах. Но работа для нее станет скорее способом занимать дни и придаст хоть какой-то смысл жизни. Она очень хочет разорвать этот замкнутый круг из вечных прогулок по магическому Лондону, которые неизменно заканчиваются либо алкоголем, либо наркотиками, как и пять лет назад с одной лишь целью — лишь бы перестать слышать музыку. Зарплата как источник дохода будет смехотворным — на маггловскую кредитку так и будут капать родительские переводы, а Сонг наизусть выучит курс обмена фунтов на галлеоны. Получится даже начать снова писать музыку, потихоньку, — но только гоустрайтером, только для других. Ей будет льстить, как друзья восхищаются мелодиями, в которых Аллерга слышит совсем другое.
И когда кажется, что жизнь хоть чуть-чуть налаживается, рваной раной на сердце запомнится 13 ноября. Первый концерт за пять лет, “Ведуньи”, в музыке которых она слышала магию, а не наоборот, и сотни счастливых и обнадёженных лиц вокруг — она даже успеет подумать, что хватит ставить крест на своей жизни. Адское пламя звучит как пронзительный крик банши, усиленный скрежетом металла по стеклу. Всепоглощающий и разрушительный — Аллерга заткнет уши и упадет на колени в толпе еще до того, как остальные заметят и начнется паника. Она даже не почувствует, как чьи-то руки ее подхватят и вынесут из зала, но будет вечно благодарна, потому что без спасителя ее от нее осталась бы только стелла с именем и годами жизни на платформе пять с половиной. Даже без описания, потому чем она занималась последние годы? Вот и она не знает.
В Мунго будут лечить пост-травматический синдром, и даже обязуют ходить на встречи с психологом. Каждый раз переступить порог Мунго будет сложнее, чем слышать по радио и читать в газетах репортажи о расследовании произошедшего на ноябрьском концерте. То, что Аллерга так широко улыбается и говорит, что все хорошо, будут считать симптомом шока, потому что целители не знают, что у Аллергы после трагедии будет целых две недели благословенной тишины. А двадцать девятого ноября она снова услышит музыку по пути на работу и расплачется на тротуаре, так и не признаясь себе, что испытывает смешанные чувства и где-то в глубине души она даже чуть-чуть рада, что музыка снова с ней.
Не успев отойти от ноябрьских событий, 8 января снова зазвенит тишина в магазине. В поисках причины Аллегра высунется на улицу и обнаружит, что волшебство исчезло. Сердце совершит кульбит, но скоро вернется на свои места, а она так и не заснет ночью: в голове будет продолжать биться одна единственная мысль — если что-то может отключить волшебство, то возможно это что-то сможет перенастроить и ее? А она, по сути, как неправильно подключенный комбик, который слишком чувствительно настроен и каждый раз фонит, когда к нему приближается источник звука. На улице будут шептаться о ласточках и анархистах, и Аллегра возьмет больничный на работе только чтобы вломиться к Юджину — это же ты сделал, да?! У него — не останется возможностей более отпираться, у нее — появится тот последний кусочек, которого не хватало, чтобы сложить жизнь обратно в одно целое. Полемика эстражистов срезонирует с Аллегрой на всех уровнях: словно они расскажут про нее, одинокую и непонятую, не умеющую справиться со своей собственной магией и болтающейся между двумя мирами. Впервые она сможет увидеть чужие раненые сердца, а не только держать в руках свое. Ей хочется отомстить за то, что сделали с ней в Мунго, ей хочется отомстить за сотни других потерянных душ.
СПОСОБНОСТИ И УМЕНИЯ
— Благодаря отцу умеет играть на клавишных, гитарах и даже немного на ударных, а также знает полный процесс маггловской звукозаписи; папа говорит, что у нее абсолютный слух, и она смеется, потому что он не представляет, насколько он прав; знает основные законы композиции музыки - но толку от них, когда она и так их слышит? В квартире в Шордитче осталась его старая студия, которую время от времени Аллегра все-таки использует по назначению;
— Потихоньку прогрессирует в трансфигурации и чарах, пытаясь найти способ защититься от всепоглощающей музыки;
— Хорошие логические навыки, которые чаще всего убиваются ее собственными эмоциями: если бы могла держать свою голову в порядке — аттестат выглядел бы гораздо лучше, а она добилась бы большего по жизни;
— Превосходно мешает кофе и что-нибудь покрепче; быстро и аккуратно крутит самокрутки, но кажется это не то, что пишут в “умениях”;
— Черт знает как, но все-таки сдала аппарацию; не любит пользоваться, потому что аппарация звучит как палкой по терке проехаться, но камины звучат еще хуже: это жуткая сирена от низкого баса до свистящего фальцета.
СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ
Всю жизнь чувствовала себя обманщицей, хотя была душой компании. Душой поддерживает равенство людей и всех существ с аргументом “ну а как блин иначе?”, но все время была слишком занята тем, чтобы справиться с самой собой, чтобы проявлять хоть как-то гражданскую позицию.
Пару месяцев назад влезла к эстражистам, сначала только для того, чтобы вылечить собственную голову, но внезапно почувствовала в них что-то большее.
СВЯЗЬ С ВАМИ: | УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ: пассивно-посильное, пока я не вдохновлюсь и не превращусь в бешеную печатную машинку |
ПРОБНЫЙ ПОСТ[/b]”]
Еще открывая дверь в комнату, он думал, что, может лучше остаться все-таки на двух квадратных метрах кафельного спокойствия и тишины, и попытаться поспать, стоя в душе? Решение вернуться в комнату было продиктовано отнюдь не сонным разумом Дженкинса, а каким-то удивительным союзом самосохранения и самопожертвования. В этом стоило разобраться чуть подробнее. Самосохранение было очевидным: а то вдруг Руби успеет его квартиру за эти пять минут разнести под предлогом уборки? А он же, дурак, сам предложил ей хозяйничать на кухне! Как будто не он рисковал своей жизнью пару лет назад, щелкнув колдографию, на котором была Руби, от макушки до пят засыпанная мукой из лопнувшего пакета — пакет, кстати, на той самой колдографии летел четко в колдофотоаппарат. Самопожертвование, оно же смирение идущего на казнь, можно было объяснить только большой любовью капитана к своему лучшему на все времена напарнику (и мир никогда не слышал, и клянется Джим своими кудрями, никогда и не услышит, такой похвалы!) — ну и немного воспитанием, потому что ему еще в детстве говорили, что нельзя оставлять гостей скучать (хотя там же говорили, что тот, кто ходит в гости по утрам — тот поступает крайне глупо, неуместно и опрометчиво — а то вдруг хозяева еще не успели приготовиться к приходу (незванных) гостей?).Сам того не ожидая, Дженкинс вдохнул поглубже и закрыл глаза, шагая через порог в комнату. Ураганом Руби называли не зря, и сейчас можно было увидеть… Марш, валяющуюся на ковре. Джим как шел, так и резко остановился. Задумчиво прижав указательный палец к губам, он склонил голову набок, изучая картину. Вокруг вроде все было целое, и поводов валяться девушке на полу не находилось. Лампа? Целая, стоит себе не столе. Осколков чашек-тарелок на полу вроде тоже не видно. Марш вполне могла уже взяться за инвентарь и выпустить свой любимый бладжер. Несмотря на ежедневные нотации Дженкинса на протяжении четырех лет совместной игры в команде факультета не трогать шары без его разрешения, Руби с завидным постоянством нарушала любые установленные правила — действительно, и кто ей все-таки разрешил с таких характером становиться загонщиком? Она ж угробить людей так может!
Джим даже склонил кудрявую голову, пытаясь разгадать загадку “Руби на ковре”. Дедуктивный метод совсем не помогал. Он периодически продолжал тыкать в девушку пальцем, открывая и закрывая рот, пытаясь придумать вопрос — или хотя бы саркастический комментарий! — достойный этой ситуации, но сдался, в прямом смысле слова махнул на все это рукой и прошлепал мимо (точнее прямо через девушку, поскольку размеры кухни-гостиной по-другому не позволяли) к плите. Руки автоматически потянулись к нужным предметам, поскольку чаще всего Дженкинс варил кофе в еще более сонном состоянии, а в половине случаев — даже с закрытыми глазами. На удивление звуки, производимые Джимом, — скрежет ручной кофемолки (можно было представить, что он откручивает шею Руби), тихий шепот заклинания и постукивание палочкой, поджегший маггловскую газовую плиту, легкое шипение газа — были единственными в комнате.
— Если ты вдруг увидела пробегающую симпатичную серенькую мышку — его зовут Робби, а еще у него есть сестра — и можешь сама догадаться, как ее зовут, — саркастичный комментарий сам нашел свое место. Джим легко ухмыльнулся, надеясь, что Руби, которая, казалось, пребывает в шоке от его скромного жилища, поверит в то, что здесь водятся мыши. Хотя, может быть они тут и водились — ну, хотя бы судя по периодическому шуршанию — а может, это просто Джим слышал тараканов в своей голове.Парень открыл навесной шкафчик, чуть не ударив себя по лбу — едва успел увернуться в последний момент от острого деревянного угла и заморгал, уставившись в темноту полок. “Пора бы все-таки проснуться,” — Джим меланхолично сам себе дал подзатыльник и зевнул. Из темноты на него смотрела пустым прозрачным боком стеклянная сахарница. Вокруг плясали хоровод крошки давно съеденного печенья, впрочем, Марш вряд ли бы понравилось овсяное с изюмом. Тем временем, на плите зашкворчал кофе и Джеремайя поспешил снять турку, пока по медному боку не полился закипающий кофе. Разделив на две порции, он протянул одну из них Руби:
— Цукеру нэма в нашем заведении, но мы вам можем сделать скидку на завтрак. Завтракать будете, мисс? Или, как в школе, хрен в тебя что запихнешь до тренировки, сколько не уговаривай? — Джим примирительно улыбнулся и тряхнул кудрявой головой, откидывая каштановые локоны с глаз. Пока бы подстричься. Только не на что. Может… НЕТ, ТОЛЬКО НЕ РУБИ.Джим повернулся со своей кружкой к холодильнику, проигнорировав вопрос про команду. Ну а как будто она не знает, что они третьи с конца, этот урод Джордан ОПЯТЬ сломал свою метлу — ну блин, а вот без ловца вообще никак на поле не выйти, и хреновое что-то ему не подгонишь, он же, дери гриндилоу, ЛОВЕЦ, едрить гоблина, да и вообще, его столкновение с охотником Соек на прошлой неделе, о котором заботливо напоминала переносица, вообще было центральной колдографией спортивного фотообзора в “Пророке”.
Чашка перекочевала на столешницe, а в руках Джима появился картонный пакет молока, и парень с подозрение засунул внутрь нос. Удивительно, не скисло — и все-таки бытовые заклинания хорошо помогали жить едва дышащей старой маггловской технике. Ну ладно, тут как раз хватит на оладушки, придется раскорячиться, раз у нас гости сегодня. Да и какие! Стоп, что?
— Котейка? — задумчиво переспросил Джим, не высовывая носа из картона. Он сморщил нос, обдумывая новую информацию и плеснул молока себе в кофе, — А чегой-то она себе такой неудачный дом выбрала? Если котейки не знают, то “мышь повесилась” — это метафора, на самом деле в таких домах вообще нечего жрать. Ехала бы котейка в “Вишневый цвет”, спала бы на Сахарке, пыталась бы колбасными обрезками… — Джим все еще не смотрел на Руби, меланхолично продолжая свою речь. Он даже не смог удивиться: спроси бы Дженкинса, кто бы мог посчитать, что ему не хватает забот (и пушистых друзей на шею), то он бы гоготнул и однозначно ответил “Марш”. Ну вот и получай, Джимми.
— И вообще, а вдруг мои соседи будут против? Ну те самые, маленькие и серенькие… — меж тем на столешнице появилась миска, в которой сами смешивались яйца, мука и молоко, а Джим крутил в руках сковородку, словно биту, приноравливаясь к ее весу, — а, Марш? — закончил он на угрожающей ноте, якобы случайно замахнувшись в ее сторону сковородкой и наконец поставил невинную кухонную утварь на место. Он отрезал ножом щедрый ломоть сливочного масла, и кинул нож в алюминиевую мойку, отозвавшуюся громким звоном металла. На холодильнике подпрыгнуло что-то маленькое и рыжее. Джим с улыбкой уставился на пушистый комок, забыв, что еще минуту назад ругал Руби за появление животного в этом доме. Оглядевшись, он указал палочкой на вилку и тихо прошептал слова трансфигурационного заклинания. Зубчики стали удлиняться и истончаться на глазах, пока не превратились в серебристую мишуру. Довольный результатом, парень протянул руку с переливающейся на солнце кисточкой и стал аккуратно водить по краю холодильника. Пушистый комок опасливо отполз подальше. Играясь с кошкой, Джеремайя забыл и про Руби, и про разогревающееся на сковородке масло, и даже про свою похмельную головную боль. Масло уже начало дымиться черным, но Джим своего добился — и рыжее существо переползло к нему на плечи.
— А ты-то как? Учишь Аистов как играть, чтобы стать профессионалами? А Роббо? Не надоело с бабскими платьями возиться? А? — Джим продолжил разговор, заменив подгоревшее масло на новое и разливая первую порцию теста на сковороду. Там аппетитно зашкворчало. Он догадывался, что Руби сейчас как обычно не захочет рассказывать о себе, будет мяться и отшучиваться. Но вроде завтраки для того и созданы, чтобы друзья могли собраться и поделиться новостями?
Первая порция оладушек улетела на большую тарелку, а перед гостьей приземлилась тарелка поменьше с маленьким сколом и вилка. Джим, все еще с пушистым воротником, подошел к столу и снял рыжее недоразумение с шеи, усадив на свободный стул. С громким стуком он поставил перед руби банку джема и повернул ее так, чтобы на этикетке можно было прочитать размашистую надпись “малиновое”:
— Мама готовила.Сам он вернулся к плите и кинул на сковороду несколько ломтиков бекона. Пока они заворачивались хрустящими боками в масле, он повернулся спиной к кухне, поставив кулаки на столешницу и вопросительно взглянул на девушку:
— Ну так?
Отредактировано Allegra Song (2020-06-22 23:08:11)
